Однако в этом вопросе королева натолкнулась на сопротивление. Один из агентов Уолсингема сообщал: «Этот король не то что наша государыня. Любому из его подданных дозволяется высказывать ему свои взгляды открыто, надо лишь держаться благородного тона и быть вежливым». И подданные Якова широко пользовались этой возможностью, причем в любое время дня и ночи. Противодействие планам Елизаветы исходило главным образом от шотландских дворян, которые ненавидели англичан за то, как они обошлись с королевой Марией. «Государь, вспомните, не они ли отрубили голову вашей матушке? — спрашивали они. — Женитесь, государь, — и получите небольшое пособие и огромный позор в глазах любого благородного человека, который об этом узнает… А это хуже, чем вовсе не править»
[406]. Они знали, что для небогатого Якова английское пособие не пустой звук. Для него вопрос денег вообще был столь же важен, сколь непрост: без них, без подкупов и вознаграждений, он лишался возможности поддерживать хрупкое равновесие между враждующими партиями
[407].
В начале 1588 года, вероятнее всего от алкогольного отравления, умер Фредерик II — выпивоха и страстный любитель охоты. Несмотря на это, в целом ситуация складывалась скорее в пользу Елизаветы. И формально Екатерина Наваррская была более удачной кандидатурой. Но к Рождеству маятник качнулся в обратную сторону. Случилось так, что шотландский парламент выдал Якову 100 000 шотландских фунтов (25 млн фунтов в современных деньгах), недвусмысленно намекая на то, что пора сделать выбор в пользу датчанки
[408]. Стремясь не допустить брака Якова с Анной, Елизавета усилила натиск. В этом ей помогли полученные Уолсингемом доказательства того, что граф Хантли (фаворит Якова, противник англо-шотландского союза) имел отношение к планам герцога Пармского по высадке в Шотландии испанского десанта
[409].
Елизавета направила соответствующие документы Якову, но он никак не отреагировал
[410]. Ему теперь было неполных двадцать три года, и его неустойчивое положение вынуждало его открыто взаимодействовать с правителями католических стран
[411]. Яков хотел, чтобы Хантли состоял при нем. Поговаривали, что тут не обошлось без сердечной привязанности. Чтобы не сердить Елизавету, Яков ненадолго посадил Хантли в тюрьму, но при этом каждый день навещал его, приносил ему поесть и даже целовал его
[412]. Слухи о любовной подоплеке быстро достигли Лондона. Человек Бёрли в Эдинбурге сообщал, что для ведения дел с Яковом в Шотландию лучше направлять «не юношей»
[413].
В общем, на шотландском направлении сохранялась неопределенность, но худшее ожидало впереди. 30 июля 1589 года из Франции прибыл курьер с ошеломляющей новостью: несколькими днями ранее король Генрих III был убит. Пока Англия оборонялась от Армады, войска герцога де Гиза оттеснили Генриха более чем на восемьдесят километров от Парижа, и тот заключил с Католической лигой временное перемирие, но затем ударил вновь. Ранним утром 13 декабря 1588 года он пригласил де Гиза в Блуа: герцог был зарезан стражей короля. Его тело сожгли, а прах бросили в Луару. На следующий день был задушен Людовик Лотарингский — брат герцога, кардинал де Гиз. И вот теперь, через семь месяцев, в военном лагере в Сент-Клу почти в десяти километрах от Парижа, смертельный удар стилетом получает сам Генрих III. Нападавшим оказался монах-доминиканец Жак Клеман. Король скончался той же ночью
[414].
Во Франции шла гражданская война. Филипп II намеревался бросить крупные силы на поддержку Католической лиги, стремившейся изгнать гугенотов. Генрих III на смертном одре назвал наследником престола Генриха Наваррского с условием, что тот примет католицизм. Ну а Яков все-таки решает жениться на Анне, потому что насчет Екатерины ему наговорили, что она «стара, горбата и бог знает что еще»
[415]. Анне же, как подчеркивалось, всего четырнадцать. Девушка красива, чувственна, любит музыку и танцы, хорошо говорит на иностранных языках и очень хочет выйти за короля Шотландии
[416]. Идеальная невеста для Якова: во всяком случае для того, чтобы прекратились слухи о его сексуальных предпочтениях
[417].
Бёрли пытался убедить короля немного отложить матримониальные планы, но все было тщетно
[418]. Елизавета признала поражение с необычайным достоинством. Уолсингем уведомил королеву, что крайне нежелательно, чтобы усилия Елизаветы по противодействию этому браку получили огласку. Это расстроило бы датчан не меньше, чем Якова
[419]. Что до Франции, то, поскольку Генриху Наваррскому не оставалось ничего иного, как бросить все силы на захват и удержание престола, ему также пришлось привлечь личные доходы сестры — около 40 000 крон в год. А Яков уж точно не согласился бы жениться на Екатерине без серьезного приданого. Кроме того, шотландский агент Бёрли сообщал, что раз уж король дал обещание датчанам, то лучше его исполнить
[420].
В этой ситуации возникал комичный парадокс: дав обещание жениться на Анне, король Яков был не в состоянии ни купить подобающую бракосочетанию одежду, ни привести в порядок к прибытию невесты запущенные и полуразвалившиеся шотландские дворцы. Бёрли получал насмешливые донесения: «Блюдо короля не стоит и ста фунтов, у него есть два-три дорогих бриллианта, а его стража давно без жалованья»
[421]. Чтобы не опозориться, Яков принужден был обратиться за помощью к Елизавете.
