Спустя две недели, узнав об «опасной и бесплодной» (как она опишет ее позднее) поездке в Компьен, королева вновь впадет в гнев. Трата времени на пиршества и состязания в прыжках настолько ее разозлит, что она — по сообщению Роберта Сесила — даже пожелала смерти Эссексу, который «обречет ее воинов лишь на неудачи»
[623].
Ситуацию усугубил и сам неприятель: вожди Лиги устроили возвращающемуся из Компьена Эссексу засаду. Лишь благодаря зоркости своих разведчиков английский полководец смог избежать опасности, послав своим войскам указание встретить его в Павийи, в двадцати четырех километрах к северо-западу от Руана
[624]. Теперь, находясь на расстоянии удара от своей главной цели, Эссекс лишь ждал французского подкрепления во главе с Бироном, чтобы начать осаду. А так как праздности в военных вопросах граф не любил, то опрометчиво решил атаковать Павийи собственными силами. В отчаянном бою, длившемся несколько часов, Эссекс потерял своего брата Уолтера, в лицо которому попала мушкетная пуля. Граф был безутешен, ведь брат был для него «половиной домашнего свода». А на следующий день огонь с кухни соседнего жилого дома перекинулся на склад боеприпасов английского войска, в результате чего произошел взрыв, уничтоживший Павийи. Часть солдат погибла, другие разбежались. Для Эссекса все эти невзгоды оказались тяжелым психологическим ударом, и на несколько дней он буквально слег. Генри Антону пришлось проявить всю свою изворотливость, чтобы скрыть происходящее от королевы. И это притом что сам он страдал от лептоспироза, называемого тогда черной желтухой, или лихорадкой. Причиной болезни стало загрязнение воды в Дьеппе мочой животных
[625].
С неохотой отступив в свой первый лагерь в Арке, Эссекс в надежде спасти репутацию решает начать осаду Гурне-ан-Бре. К осаде, длившейся десять дней, присоединились и войска маршала Бирона, в конце концов добравшиеся до Нормандии. Лежащий в болотистой холмистой местности всего в сорока восьми километрах к востоку от Руана, Гурне был последним перевалочным пунктом на пути из Пикардии к Руану, который пришлось бы взять армии герцога Пармского.
26 сентября город сдался: во время утреннего обстрела артиллерией Эссекса в его стенах были сделаны две большие пробоины
[626]. Первый военный успех был весьма кстати, потому что буквально за пару дней до этого Елизавета потребовала возвращения графа из похода. Она надиктовала Бёрли гневное письмо, и тому пришлось трижды его переписывать, чтобы снизить эмоциональный градус. Королева сурово осуждала Эссекса за то, что тот не попытался заставить короля Генриха держать свое слово. Обвиняя его, она пишет: «Все это лишь бесчестит Меня, а значит, страну и народ, но вы должны видеть, если только Франция не затмила ваш разум, что немалая доля этого бесчестья лежит на вас»
[627]. Тогда она уже ревновала графа к Генриху, поняв, что между ними завязались дружеские отношения. Неужели, спрашивает она, ее любимец нашел более приятным служить королю, а не «всего лишь» королеве?
[628]
И это было только начало гневной отповеди. Королева не видела ни одной причины, почему ее войскам стоило бы оставаться во Франции. Эссексу надлежит возвратиться как можно скорее и передать командование сэру Томасу Лейтону — человеку, которому королева безраздельно доверяла. Далее унижения продолжались. Эссекс должен был сам сообщить французкому королю о том, что его отзывают в Англию: «Можете написать ему, что мои войска так долго прождали впустую — к нашему ущербу и общему позору — по причине его промедления. И попросить прощения за столь бесславные действия». В постскриптуме Елизавета вновь выражает надежду на то, что граф прекрасно понимает причины ее недовольства, если только он «совсем не лишился чувств»
[629].
Однако по удачному стечению обстоятельств в то же самое время Эссекс послал одного из своих офицеров Роберта Кэри в Англию с вестями о победе в Гурне и просьбой о продлении военной миссии. Кэри отплыл из Дьеппа 27 сентября, разминувшись с нарочным, отправленным в противоположном направлении с королевским письмом к Эссексу, не более чем на двадцать четыре часа.
Через четыре дня Кэри, весь в грязи, въехал во внутренний двор Оутлендс с первыми лучами солнца, задолго до пробуждения королевы. Не теряя ни минуты, он сначала отправился к Бёрли, который, в свою очередь, сообщил ему, что королева в гневе и требует возвращения Эссекса. Бёрли предостерег Кэри, сказав, что в своем нынешнем состоянии королева решительно настроена вернуть Эссекса, — коль скоро он так не хочет ее видеть, что тянет время во Франции, ей придется отплатить ему, отказывая в самом желанном для него
[630]. Незадолго до этого и Антон отправил королеве послание, в котором высказался в поддержку миссии Эссекса, и, когда Бёрли вмешался, Елизавета набросилась на мучимого подагрой министра с бранью. Лорд-казначей раздраженно бросил: «Ей-богу, сударыня, я бы сделал то же самое. Не будете же вы взыскивать за такой пустяк». На что она ответила: «Он должен знать, что совершил ошибку. Если вы не дадите ему это понять, это сделаю я»
[631].
Немногим позже десяти часов того же утра Кэри назначили аудиенцию у королевы. В своих «Воспоминаниях» он пишет, что «королева обрушилась с яростью на моего командира и обещала, что устроит ему показательную порку, если он сейчас же не снимет с себя командование и не вернется». Прочитав же письмо графа о триумфе в Гурне, она слегка успокоилась, но лишь слегка. Она казалась, пишет Кэри, «вполне довольной»
[632].
