По указанию Сесила, дома местных жителей и постоялые дворы, где остановились наиболее состоятельные торговцы, обыскали с целью вернуть как можно больше из похищенного груза. В результате обнаружили драгоценности, в частности жемчуг, бриллианты, а также золотой браслет, вилку и ложку из хрусталя с рубинами. В целом стоимость изъятых товаров была оценена в 141 120 фунтов (141 млн фунтов — в пересчете на сегодняшние деньги) — сумма, с трудом поддающаяся воображению
[776].
Тем временем моряки, служившие под началом Рэли, шумели на всю Западную Англию, щедро тратя деньги на выпивку и женщин. Когда Елизавете было доложено, что угомонить их сможет только бывший командир, она нехотя согласилась подписать приказ о его условном освобождении. Итак, двух месяцев не прошло с того момента, как Рэли доставили к причалу Тауэра и провели как важного заключенного по узкому подъемному мосту, как он сам вышел из тюрьмы через главные ворота
[777]. Его сопровождал в Дартмут «хранитель» — некий «Блаунт», возможно, сэр Кристофер Блаунт, его заклятый враг и отчим Эссекса. С жалостью к себе твердил, что по-прежнему остается бедным пленником королевы, но фактически теперь ему была дарована свобода
[778].
В действительности для освобождения Рэли было много резонов. Только он один, вдохновитель экспедиции, мог надлежащим образом объяснить Роберту Сесилу и его чиновникам, какие затраты понесли различные инвесторы на оснащение каперов и какая доля добычи по праву принадлежала им. На первый взгляд задача была простая. Однако Рэли знал, что без подвоха не обойдется: Елизавета всех опередит и заявит претензии на львиную долю трофея
[779].
И он был абсолютно прав. Разъяренная масштабами хищения королева сперва подумывала конфисковать все, что осталось от захваченного богатства, и Рэли едва ли смог бы остановить ее. Чтобы заткнуть ему рот, она вполне могла заявить, что разворовывание организовал сам мореплаватель, а также сэр Джон Берг, которого Елизавета уже обвинила в незаконном присвоении драгоценных камней, янтаря и мускуса. Королеве не помешал бы даже такой неудобный факт, что в момент самого масштабного разграбления Рэли находился не в открытом море, а в Тауэре. В конце концов, верхние палубы галеона обыскивали в первую очередь именно люди Рэли. Таким образом, его вина в столь халатной растрате двух третей добычи (по стоимости, если не по объему) сомнений не вызывала
[780].
Жадность королевы обнаружила самую хищную сторону ее натуры. Памятуя о том, какой гнев вызвала у Елизаветы отправка смертного приговора Марии Стюарт, Бёрли очень не хотел навлечь на себя подобную немилость вновь. Поэтому он предложил своему заместителю сэру Джону Фортескью, человеку, ответственному за стабильное поступление средств в казну, сообщить Елизавете, что в условиях войны она имеет право по королевской прерогативе распределять причитающиеся доли трофея по своему усмотрению. Решение ее будет считаться окончательным и «являть собой в этом деле закон», не подлежащий оспариванию
[781].
Но Фортескью такой подход не устраивал. Назвав происходящее «щекотливым делом», он заявил Бёрли, что «дух служения отравлен будет, если к милорду Камберленду и сэру Уолтеру Рэли и остальным не проявят должного уважения, ибо никогда более не будет у них побуждения к подобным экспедициям, если с ними не поступят так, как подобает поступать с лицами благородными»
[782].
В результате был достигнут компромисс, но компромисс с большим перевесом в пользу королевы. Хотя, как Рэли напоминал Бёрли, Елизавета внесла лишь десятую часть от суммы покрытия всех расходов на экспедицию, теперь только она решала, кто из участников сколько получит, причем независимо от размера вложений
[783]. Так, сама королева изначально предоставила только два судна и 1800 фунтов стерлингов, но из прибыли присудила себе 70 000 фунтов, то есть ровно половину. Камберленд, ссудивший 19 000 фунтов, получил их обратно и заработал сверх того 18 000, почти удвоив вложения
[784]. Синдикат лондонских купцов, расставшийся с 6000 фунтов, приблизительно столько же и вернул. Но Рэли, потратившему 34 000 фунтов, назначили те же 34 000, прибавив к ним скромные 2000 в качестве прибыли. Очевидно, что формула расчета прибыли пропорционально вложениям в его случае отличалась. Все дело в том, что Елизавета сильно занизила расходы, понесенные Рэли на оснащение кораблей, и не приняла во внимание 11 000 фунтов, которые мореплаватель должен был заплатить в качестве процентов по займам. Одним росчерком пера она превратила скудную «прибыль» Рэли в огромный убыток
[785].
Не сумев примириться с его матримониальным порывом, Елизавета отлучает Рэли от двора и на неопределенный период отстраняет его от должности капитана королевской гвардии. 22 декабря из Тауэра отпускают Бесс, и пара отправляется в Шерборн залечивать раны к Рождеству
[786]. Рэли заплатил за их свободу, пожертвовав от 16 000 до 32 000 фунтов прибыли, которые, по подсчетам Сесила, должен был получить
[787]. Предвидя такой исход за несколько недель до окончательного расчета, он с обычным своим бахвальством шутил, что «никто еще до сих пор так много не дарил Ее Величеству»
[788].
