Граф Блуаский, Тибо IV, был злым гением Людовика Толстого. Он вел со своим сюзереном беспрерывную войну, длившуюся с лишком 24 года, в продолжение которых он не упускал случая наносить вред своему врагу. С 1111 по 1135 г. Людовик всюду сталкивается с ним: в Нормандии, где граф Блуаский вместе со своим братом Этьеном постоянно принимал деятельное участие в военных действиях своего дяди Генриха I; в Босе, Иль-де-Франсе и Бри, где он беспрестанно подстрекал и поддерживал грабителей-феодалов в их борьбе с королевским правосудием, которому стоило столько труда усмирять их. Он был душой этих беспрестанно возобновлявшихся коалиций, в которых английский король и его племянник подавали руку Гуго де Креси, Гюи де Рошфору и даже Гуго дю Пюизе, наследственному врагу шартрского дома.
После графства Блуаского главное место в заботах и общей политике Людовика Толстого занимало другое феодальное государство — графство Фландрское. Но здесь мы наблюдаем совершенно иную картину. В течение большей части царствования фламандцы были самыми преданными союзниками и главной поддержкой царствующего дома. История отношений между Людовиком Толстым и Фландрией показывает нам, как велико могло быть в эту эпоху влияние представителя монархии на крупные независимые феоды. Феодальные князья вроде Роберта II Иерусалимского и Бодуэна VII Секиры были, в сущности, наместниками французского короля во время его войн с мятежными феодалами и с английскими королями. Оба они умерли на его службе.
Могущественное Нормандское герцогство занимает особое место в кругу феодальных княжеств, с которыми находился в сношениях Людовик Толстый. Действительно, судьбы этого княжества с 1106 г. (битва при Теншбре) были связаны с судьбами английской монархии. По обеим сторонам Ла-Манша одна и та же сильная и грубая рука держала подданных под игом своей власти. Таким образом, Капетингам приходилось иметь дело с Вильгельмом II и особенно с Генрихом I (1100–1135) не только как с вассалами, но и как с вождями другой нации. Но наиболее тесным образом история англо-нормандского государства связана с историей царствования Людовика Толстого. В эту эпоху Нормандия по-прежнему является центром интриг и коалиций, направленных против французского короля, — чем-то вроде отталкивающего полюса, соседство которого еще долго будет составлять постоянную опасность для национальной династии. Когда подумаешь о том, как даровиты были некоторые из этих королей (например, Генрих I), как многочисленно и воинственно было нормандское население, как легко этот враг мог добраться до капетингского короля в самом центре его государства, в каком согласии обычно находились между собой английский король, граф Блуаский и мелкие феодалы, враждебные Людовику Толстому, то с удивлением спрашиваешь себя, каким образом последний со своими слабыми силами мог отражать беспрерывные нападения своего страшного соседа. Успех этого сопротивления объясняется затруднениями, которые встречал Генрих I в самой Англии, раздорами и мятежами его нормандской знати, а главное — тем, что он не мог удержать в союзе с собой Фландрию и Анжу. Принужденная обороняться с севера против фламандцев, с юга — против анжуйцев, с востока, в Вексене, — против французов, Нормандия почти всегда должна была делить свои военные силы на три части. Этому обстоятельству слабое капетингское королевство в значительной степени обязано своим спасением.
Присоединение герцогства Аквитанского. Всего за несколько месяцев до смерти Людовика VI произошло присоединение герцогства Аквитанского — событие столь же важное, сколько и непредвиденное. Вильгельм X умер во время своего паломничества в Сантьяго-де-Компостела, не оставив наследников мужского пола. Знатнейшие аквитанские сеньоры засвидетельствовали, что он наметил в мужья своей дочери Элеоноре наследника французского престола Людовика. Этот брак сразу удвоил территорию капетингских владений. Он дал французским королям возможность подчинить своей непосредственной власти часть Пуату, Сентонжа и Бордо и распространить свое верховенство до пиренейской границы. Однако это блестящее приобретение не настолько увеличило богатство и реальное могущество французской короны, как этого можно было бы ожидать. Эти южные провинции, беспрестанно волнуемые своевольной знатью, были слишком удалены от старых королевских доменов; монархия была слишком слаба, чтобы прочно привязать их к себе, минуя независимые феодальные княжества Турени, Анжу, Берри, Марки и Пуату. Они доставили Людовику VII столько же хлопот, сколько выгод.
Союз с папством. Одним из факторов, наиболее способствовавших увеличению нравственного авторитета Капетингов в XII в., был союз, заключенный в ту эпоху между наследниками св. Петра и французской короной.
Короли XI в. далеко не всегда обнаруживали склонность удовлетворять притязания римской курии и поддерживать ее вмешательство в дела французского духовенства. Гуго Капет защищал против нее независимость своих церквей, особенно архиепископства Реймсского, и традиции Галликанской церкви, провозглашенные на Сен-бальском соборе. Роберт II в этой области уступил; но, будучи лично привлечен к ответственности папой за безнравственность своей частной жизни, он оказал папе более упорное и продолжительное сопротивление, чем обычно принято думать. Генрих I возобновил политику своего деда и старался отстоять против папских притязаний права светской власти и вольности французского духовенства. В 1049 г., когда Лев IX явился в Реймс, чтобы председательствовать на созванном здесь соборе, Генрих стал к нему почти во враждебные отношения; большой холодностью отличались и его отношения к Виктору II и Николаю II, пока римская курия не прислала двух легатов освятить своим присутствием коронование принца Филиппа. Поведение трех первых Капетингов в значительной степени объясняется тем, что в течение первой половины XI в. папство было послушным орудием в руках немецких императоров. Национальный интерес заставлял следить за тем, чтобы Реймсское архиепископство и остальные французские кафедры не подпали под власть иноземной державы.
При Филиппе I положение дел меняется. Папы взяли в свои руки руководство церковной реформой и должны были порвать с империей. Казалось, собственный интерес заставлял их опереться на капетингскую династию, чтобы облегчить себе борьбу против франконских государей. Но римская курия не сочла возможным теперь же усвоить эту естественную политику.
Потому ли, что они придавали мало цены союзу с капетингским королем, или же, увлеченные пылкостью своих религиозных убеждений, Григорий VII и Урбан II стремились во Франции, как и в других государствах, доставить торжество своим идеям и отнюдь не хотели щадить такого своевольного государя, как Филипп I. Между тем радикальное применение реформационных начал причиняло чувствительный ущерб светским интересам монархии. Филипп, поддерживаемый значительной частью своего духовенства, дал отпор папству и клюнийским монахам. Хотя во Франции вопрос об инвеститурах не имел того резкого характера, как в Германии, однако король не хотел отказаться от прибылей, какие доставляла ему власть над епископствами и аббатствами его королевства. Результатом этого сопротивления была беспрерывная вражда между римской курией и французской короной, продолжавшаяся с 1073 до 1104 г. Притом личная жизнь Филиппа вызывала против него суровые меры со стороны реформаторов, и борьба еще осложнилась отлучением от церкви французского короля.
