Таким образом, творцом коммуны большей частью являлся союз всех жителей, сгруппированных городской аристократией путем присяги. Отсюда название присяжной коммуны, которым часто обозначаются в Средние века свободные города Северной Франции. Отсюда же и название «заговора» (conjuration), которое летописцы дают этим городским восстаниям: turbulenta conjuratio factae соттиnionis, говорится о Бове в конце XI в. Сеньоры очень боялись этих заговоров, которые вооружали против них целые города: когда в 1208 г. произошло столкновение между лионцами и их архиепископом, то приговор, которым был прекращен конфликт, приписывал всю вину клятве, взятой с горожан, и объявлял, «что они дают клятву никогда более не составлять подобного заговора, никогда не присягать коммуне или консулату».
Купцам мало было организовать коммуну и взять с жителей клятву на верность ей; нужно было прежде всего добиться того, чтобы сеньор признал ее или подчинился ей.
Коммунальные восстания: Лан, Санс, Камбре. Коммунальные восстания не были редкостью в XII в.: Огюстен Тьерри, посвятивший им полные драматизма рассказы, любил представлять себе сильных мастеровых, вооруженных своими колотушками, топорами и другими инструментами и удачно борющихся с могущественными сеньорами в лабиринте узких и кривых улиц. Мы только что видели, каково было участие ремесленников в этой революции; однако в истории восстаний несомненно были и трагические дни.
Особенно интересно восстание Лана. Этот город был в начале XII в. разбойничьим притоном; дворяне ночью, а иногда и среди белого дня, бросались на горожан и забирали у них деньги; горожане захватывали крестьян, приходивших на рынок, и запирали их в своих домах. Наконец, епископы облагали жителей произвольными податями и подвергали каре несчастных, которые были не в состоянии удовлетворить их требования. Новый епископ, назначенный в 1106 г., был воинственный норманн и страстный охотник, «более всего любивший говорить о битвах, собаках и соколах». Он приказывал своему черному невольнику пытать тех, кто ему не нравился. Во время его поездки в Англию жители Лана сговорились между собой, приняли план коммуны и за известную сумму заставили его утвердить нескольких клириков и рыцарей, которые и правили в его отсутствие (1106). По возвращении епископ выказал сильный гнев, но, смягченный крупной денежной суммой, утвердил коммуну. Наконец и сам король, прельстившись обещанием ежегодной дани, в свою очередь утвердил ее. Золото горожан сделало чудо, но прелат, живший расточительно, не замедлил пожалеть о том времени, когда ничто не ограничивало его вымогательств. Чтобы обеспечить себе поддержку Людовика VI, он обещал ему 700 ливров; в силу своей епископской власти он разрешил и его, и самого себя от клятв, данных ими, и объявил хартию коммуны недействительной (1112). Жители поражены; лавки, гостиницы остаются запертыми; возбуждение достигает высшей степени, когда распространяется слух, что епископ, чтобы уплатить обещанное вознаграждение королю, взыщет со всякого гражданина ту же сумму, какую каждый из них внес на дело освобождения. Ропот растет, и 40 человек из наиболее отважных клянутся жизнью убить своего сеньора и его клевретов. Епископ немедленно был извещен об этом. «Как! — возмутился он, — чтобы я умер под ударами таких людей!» Многие дома, принадлежавшие дворянам, были уже взяты и разграблены, но епископ все еще не терял своей надменной самоуверенности: «Вы думаете, — говорил он, — что эта шайка что-нибудь сделает своим мятежом? Если бы мой негр Жан схватил за нос самого страшного из этих горожан, он не посмел бы и пикнуть. Я заставил их отказаться от того, что они вчера называли своей коммуной, по крайней мере до тех пор, пока я жив». На другой день по городу пронесся клич: «Коммуна! Коммуна!» Это было сигналом восстания. Мятежники завладели церковью, перебили дворян, явившихся на помощь сеньору, осадили епископский дворец, силой проникли в него, обыскали комнаты и в конце концов нашли епископа, который, переодевшись слугой, спрятался в бочку в глубине подвала. «Кто здесь?» — крикнул один из бунтовщиков, отвесив тяжелый удар палкой. «Жалкий пленник», — дрожа, ответил несчастный. Его узнали, за волосы вытащили на улицу и прикончили двумя ударами топора; даже его труп был осквернен: ему отрубили палец, чтобы снять епископское кольцо, его забросали камнями и запачкали грязью; знатнейшие из дворян подверглись оскорблениям или были избиты; горожане бросались на знатных дам, срывали с них их богатые одежды; дома дворян подожгли, и целый квартал был охвачен пожаром. Король двинулся к городу; главные виновники скрылись; знатные принялись жестоко мстить за свои страдания, убивая оставшихся жителей на улицах и даже в церквах и в свою очередь грабя дом, унося все, даже мебель и замки от дверей. Людовик VI восстановил порядок в городе. Но 16 лет спустя, в 1128 г., его преемник, боясь нового взрыва народной злобы, согласился дать населению новую коммуну, которая получила, правда, менее резкое название institutio pads.
Легко было бы умножить число подобных примеров. Мен, Амьен, Бове, Гент боролись за свое освобождение. В Лилле чиновники фландрского графа Карла Доброго хотели арестовать одного свободного человека, утверждая, что он раб: жители восстали и прогнали своего сеньора и его людей. Граждане Реймса в 1130 г. получили коммунальную хартию, но в 1160 г. архиепископ сделал попытку уменьшить вольности города; тотчас вспыхнуло восстание; король поддерживает прелата, но мятеж усиливается. Аббат Безеля между 1103 и 1106 гг. обложил дома города налогом; жители восстали и убили его.
В Сансе в 1146 г. крестьяне составили ассоциацию и, с согласия Людовика VII, приняли суассонскую хартию вольностей. Но духовенство и особенно монахи Saint-Pierre-le-Vif подняли тревогу в защиту своей юрисдикции. Аббат монастыря Saint-Pierre, Герберт, изложил свои жалобы папе Евгению III, проезжавшему через Францию, и по просьбе папы король уничтожил коммуну. Лишь только аббат вернулся, граждане собрались, выломали двери монастыря и убили прелата и его племянника. Тотчас же город был занят королевскими войсками; зачинщиков и соучастников преступления схватили: одних казнили без суда, другие, будучи заперты наверху башни Saint-Pierre, бросились вниз, остальных увезли в Париж и присудили к смертной казни. Что касается коммуны, то она была восстановлена спустя долгое время.
В Камбре борьба между епископом и его подданными отличалась диким характером. Жители составляли заговор в отсутствие сеньора; он набрал в Германии и Фландрии наемное войско, возвратился в дрожащий город и предал его своим наемникам, которые избивали жителей на площадях, улицах, даже в церквях и пытали пленников, отрубая им руки или ноги, выкалывая глаза или выжигая им клеймо на лбу раскаленным железом. Вспыхивает новое восстание, епископ овладевает одним из горожан и, когда последний отказывается назвать своих сообщников, велит сечь его розгами, затем вырвать язык, выколоть глаза и, наконец, прикончить ударами меча.
Эти примеры показывают, что восстания не всегда вели к успеху. Некоторые общины упорно продолжали борьбу и, потерпев поражение, каждый раз организовывались снова. Жители Камбре боролись более столетия, пока в 1073 г. устроили коммуну; немного спустя она была уничтожена графом Монсским. В 1107 г. они восстановили ее; на этот раз ее уничтожил император; с тем же упорством, какое отличало их врагов, они возобновили ее в 1127 г. В Везеле с 1103 по 1250 г. было не менее пяти восстаний, и почти все они были беспощадно усмирены. Наконец, наиболее характерным примером является история местечка Шатонёф, близ Тура. С XII по XIV в. оно 12 раз восставало против своего сеньора, аббата монастыря Св. Мартина, и 12 раз было побеждено.
