Зато хартия часто устанавливала пункты обычного права и служила до известной степени гражданским и уголовным кодексом. «В силу хартии, — говорит Гвиберт Ножанский, — оброчные присуждаются за нарушение законов лишь к определенному законом штрафу». Вот в какой, часто наивной, форме выражались эти постановления: «Кто совершит убийство в городе, тот нигде не найдет убежища. Если он спасется от наказания бегством, то его дома будут срыты и имущество конфисковано, и он не сможет вернуться, пока не примирится с родственниками своей жертвы и не уплатит 200 су: 100 — сеньору и 100 — коммуне на укрепления. Кто ранит кого-нибудь оружием в городе и будет уличен свидетелями, тот уплатит 10 ливров: треть — пострадавшему, треть — сеньору и треть — коммуне на укрепления. Кто ударит кого-нибудь в городе, заплатит 100 су. Кто вырвет у кого-нибудь волосы, заплатит 40 су. Кто обругает кого-нибудь, заплатит 40 су. Кто ранит кого-нибудь оружием в пределах городского округа и будет уличен двумя свидетелями, заплатит 100 су, а если убьет, то — 10 ливров: из них 100 су — сеньору и 100 — коммуне на укрепления» (хартия Сент-Омера, 1168 г.).
Большинство коммунальных хартий старалось также обеспечить безопасность иностранных купцов: «Если чужеземный купец приедет в Бове на рынок и если кто-нибудь нанесет ему убыток или оскорбление в пределах городского округа; если об этом будет подана жалоба мэру и купец сумеет найти своего обидчика в городе, то пэры будут судить его, если только купец не будет принадлежать к числу врагов коммуны». Наконец, эти акты почти всегда, в самых разнообразных выражениях, устанавливали принцип солидарности граждан. «Все люди коммуны будут помогать друг другу всеми силами», — говорит санлисская хартия. «Каждый из людей коммуны, — читаем мы в хартии Аббевиля, — будет хранить верность своему присяжному, будет поддерживать его помощью и советом». «Если кто-нибудь, — гласит другая грамота, — совершит проступок против человека, присягнувшего этой коммуне, то пэры коммуны, если им будет принесена жалоба, будут вершить суд и расправу над телом и имуществом виновного по своему усмотрению». Но не всякий подобный договор необходимо заключал в себе все эти разнообразные пункты: какая-нибудь статья, подробно развитая в одном акте, в другом совсем отсутствовала. Иногда договор состоял даже только в амнистии или в добровольной уступке сеньора, выраженной в немногих строках.
Тем не менее не следует преувеличивать это разнообразие и думать, что каждая хартия представляла собой особый тип. В самом деле, некоторые из них играли роль образцов: им подражали, их списывали и передавали из города в город. Между 1130 и 1194 гг. граф Понтье дал Аббевилю конституцию «согласно с правами и обычаями амьенской, корбийской и сен-кантенской коммун». Ардр организовал свою коммуну в XII в. по образцу сент-омерской, Атье и Феррьер (департамент Сомма) — по образцу перепиской. Эти заимствования объясняются или тем, что некоторые хартии приобретали известность вследствие достигнутых успехов и удачного применения на опыте; или тем, что крупные центры заразительно действовали на мелкие окружавшие их города, как Суассон и Дижон, хартия которого была принята во всем Бургундском герцогстве; или тем, что какой-нибудь сеньор из политических соображений заставлял принять одну и ту же конституцию в целом ряде подвластных ему местностей. Нужно ли упоминать, что именно такова была история «Руанских установлений»? В Северной Франции город, служивший метрополией, носил название chef de sens; города, организовавшиеся по его образцу, спрашивали у него разъяснений, когда смысл какой-нибудь статьи или параграфа казался им неясным. Совещание предписывалось обычаем, а иногда — законом. Хартия являлась как бы священным текстом, который метрополия диктовала в минуту вдохновения и который только она была вправе комментировать.
Коммуна — коллективная сеньория. Давно высказано мнение, что коммуна, как целое, отвлеченное от представления о составляющих его индивидуумах, была не чем иным, как коллективной сеньорией. Это уподобление города феоду, как оно ни кажется странным, вполне оправдывается и допускается всеми современными историками. Заметим прежде всего, что коллективные сеньории не были редки в Средние века; таковы были, например, аббатства и капитулы. Коммуны, возникшие во время расцвета феодальной системы, когда сеньориальный режим опутывал и теснил все — государство, личность, идею, — роковым образом отлились в феодальную форму и выросли в ней. Как ни был, по-видимому, силен буржуазный элемент в коммуне, но в действительности она обладала всеми качествами феодального владельца, и свободный город был феодом.
Отношения между коммуной и ее сюзереном: оммаж, повинности. Отношения между жителями и их сеньором, их взаимные обязательства были тождественны тем, которые в феодальном обществе связывали сюзеренов с их благородными вассалами.
Сеньор имел обязанности как по отношению к своим горожанам, так и по отношению к своим баронам; он обещал не только уважать их привилегии, но и покровительствовать им: «Я обеспечу им мир со стороны всех людей, — говорит в 1127 г. граф Фландрский в грамоте сент-омерской коммуны, — я буду поддерживать и защищать их против моих людей».
Взамен этого город, подобно вассалу, должен был давать сеньору клятву верности, был повинен ему помощью и военной службой. Примеры таких присяг, которые коммуны приносили через своих магистратов, весьма многочисленны; по содержанию и форме они почти совпадали с феодальной клятвой: «Мы клянемся, — говорили консулы Периге, — сохранять верность нашему господину, королю Филиппу II, славному королю Франции, и его наследникам против всех мужчин и женщин, как живых, так и мертвых». Эта клятва была повторяема при всякой перемене сюзерена, а в некоторых местностях — и при всякой смене муниципалитета.
Что касается денежных обязательств, то они были в разных местах неодинаковы; некоторые коммуны платили дань своему сеньору, но размеры этой дани всегда были установлены вначале и не могли изменяться. Кроме этой суммы, утвержденной раз навсегда, барон не мог облагать горожан никакой другой податью. Многие города в силу своих привилегий были даже совершенно свободны от оброка. Но все города без исключения обязаны были, как и вассалы, доставлять субсидии, феодальную помощь, в известных четырех случаях.
Военная служба коммун. Точно так же они были повинны ему военной службой (ost et chevauchee). В одном месте община несла эту обязанность лишь в пределах определенного пространства вокруг коммуны, в другом — лишь в течение известного количества дней. По акту 1212 г. Систерон выставлял в войско своего сеньора, графа Форкалькье, 100 пехотинцев и 5 всадников в полном вооружении, но только в случае необходимости, причем граф мог удерживать этот отряд при себе не долее одного месяца в году и не мог вести их за пределы графства; в 1257 г. та же местность обязалась доставлять Карлу Анжуйскому 200 вооруженных человек (в том числе 50 стрелков из арбалета), которые должны были служить за свой счет ежегодно в течение 50 дней на всем протяжении графств Прованского и Форкалькье. В 1176 г. Ницца обязана была доставлять графу Прованскому 100 сержантов для разъездов между Сианью и Варом, и 50 — для разъездов между Сианью и Роной. В других местах эта повинность была гораздо легче; служба, которую обязана была нести маленькая брюйерская коммуна в Пикардии, ограничивалась одним днем. Некоторые местности несли свою службу на море, например, Марсель, Байонна. В 1242 г. Генрих III Английский велел жителям Байонны послать их галеры к Ла-Рошели и причинить этому городу возможно больший вред. Эти обязательства не были безусловны и подлежали известным ограничениям; так, горожане Вальми в 1202 г. были обязаны военной службой графине Бланке Труаской лишь в тех случаях, когда она сама или, по крайней мере, кто-нибудь из ее дома находился при войске; часто также выговаривалось, что эта помощь будет требуема лишь в случае набега, или же что господин не будет требовать ее против известных лиц, особенно против короля, императора или церкви. Часто свободные города, как и феодальные замки, подлежали выдаче и возвращению по первому требованию сюзерена.
