В осуществлении этих многочисленных прерогатив магистраты, разумеется, пользовались помощью чиновников; таковы были муниципальный сборщик, называвшийся на севере argentier, depensier, tresorier, на юге — clavaire, и коммунальный писарь (clerc de la commune), настоящий секретарь мэрии, который был вместе с тем и регистратором суда; таковы были, далее, многочисленные служители, сержанты, приставы, полицейские чиновники, сторожа, привратники. В крупных городах некоторые функции поручались даже специальным комиссиям, каковы комиссия paiseurs — нечто вроде мировых судей, которые обязаны были склонять стороны к примирению до процесса, или gard’orphenes, которым поручалась опека над сиротами, а также другие комиссии, наблюдавшие за состоянием укреплений, раскладкой податей и т. д.
Коммунальная печать. Наконец, коммуны, пользуясь, подобно баронам, сеньориальными правами, имели свою печать — символ их судебной, административной и законодательной власти; это был знак освобождения, вступления в феодальный класс. Сначала они имели лишь одну коммунальную печать. Позднее эту большую печать стали прикладывать лишь к торжественным актам, имевшим значение для всей общины, и изготовили seel aux causes, называвшуюся в других местах seel aux connaissances, меньшего формата, для приложения к актам второстепенной важности, для утверждения приговоров, частных контрактов и т. д. Данные печати, сохранившиеся в большом числе, чрезвычайно любопытны: это неоспоримые документы, происходящие из самих коммун и чрезвычайно рельефно рисующие характер и стремления этих маленьких сеньорий. На одних, как, например, на сент-омерской печати, изображено заседание коммунального совета; на других, как, например, на аррасской печати, изображено само здание муниципалитета — монументальный навес, под которым собирались купцы и который стал теперь городской ратушей. Другие печати представляют уменьшенное изображение города или его стен. Нередки также изображения военного свойства — укрепленный замок, воин, мэр, стоящий с каской на голове и в кольчуге, со щитом и мечом в руке. На печатях Пуатье, Сен-Рикье, Сен-Жосса, Перонна, Дуллена изображен рыцарь в полном вооружении, олицетворяющий могущество буржуазии.
Вечевая башня. Кроме того, коммуна — укрепленное место, сходное с сеньориальным замком и окруженное стенами; оно имеет даже свою башню, так называемый bęffroi; это была высокая четырехугольная башня, которая возвышалась на одной из площадей города и на которой висели общественные колокола. Звонари, постоянно стоявшие на страже (отсюда и их название guetteures — дозорные), находились на ней безотлучно, наблюдая с одной и той же башенки за всеми точками горизонта, и при первом появлении опасности давали знать о ней населению. Они же призывали граждан в собрание, рабочих — на работу и жителей — к ночному покою, звоном давая знать, что пора тушить огни. Так как тогда города еще не обладали теми великолепными ратушами, какие некоторые из них построили себе в XIV–XVI вв., то каланча, за неимением гостиного двора, часто служила сборным местом для граждан. В нижнем этаже башни помещались пленники и арестанты; в следующем этаже находилась зала, где собирались эшевены; еще выше хранились архивы, хартии, печати и казна. Это был центр, сборное место города.
Освобожденные общины подобно рыцарям входили в состав феодальной иерархии в качестве вассалов и сюзеренов. Все равно, было ли их устройство вполне или лишь наполовину аристократическим, было ли число магистратов, носителей общественной власти, очень велико или ничтожно, их общей отличительной чертой являлось то, что они подобно феодальным владельцам пользовались судебной, законодательной и финансовой властью и имели особую печать и свою башню — эмблемы сеньории, осязательные знаки их сходства с феодальными поместьями. Когда король разрушал коммуну и обращал ее в свою собственность, он приказывал сломать печать и снести городскую каланчу; когда он завладевал феодом, то разрушал башню. Как внутри, так и снаружи коммуна представляется нам коллективной сеньорией.
Общественный мир в коммунах. Не следует думать, будто освободительные грамоты положили конец ожесточенной борьбе городов с сеньорами. Без сомнения, общины перестали быть жертвами изнурительного произвола, но они беспрестанно старались расширять свои прерогативы, тогда как сюзерены, в свою очередь, силились уничтожить сделанные ими уступки. С другой стороны, коммуны беспрестанно старались изгонять тех феодалов, которые сохраняли поместья или повинности на муниципальной территории; и так как освобождение доставило им могущественные средства нападения и защиты, то результатом этих стремлений были ожесточенные распри, острые и продолжительные кризисы. И как ни приятно обладать свободой и силами для борьбы, хотя бы она и была сопряжена с риском поражения, тем не менее населению, вероятно, не раз приходилось страдать.
Столкновения с церковью. Особенно с церковью бывали у горожан нескончаемые, иногда трагические споры. Если духовенство питало по отношению к ним чувство систематической враждебности, то и они относились к нему не с меньшей недоброжелательностью. Главным образом, они стремились подчинить его коммунальной подати, заставить его нести часть общественных расходов; это вызывало сопротивление и жестокие стычки. В начале XIII в., когда жители Вердена принудили духовенство платить налог, епископ собрал войско, осадил город и покорил его. Далее, коммуны нарушали судебные привилегии капитулов и аббатств, вопреки праву убежища разыскивали преступников в их поместьях, арестовывали вассалов и слуг духовных лиц. В Нойоне в 1222 г. магистраты захватили одного служителя капитула Богоматери на кладбище этой церкви и бросили его в тюрьму. Капитул тотчас наложил интердикт на город, отлучил мэра и присяжных. Тогда граждане собрались и с громкими криками «Коммуна! Коммуна!» ворвались в монастырь и собор, где изранили консисторского судью, декана и каноника; монахов преследовали по улицам, оскорбляли и освистывали. В 1294 г. в Лане два дворянина оскорбили горожанина; народ встал на защиту последнего и устроил охоту на обидчиков, но они скрылись в соборе; один сановник, надеясь спасти их, ввел их на башню, и так как их отказались выдать, то толпа оставила у дверей караульных; на следующий день набат призвал всех жителей к оружию, толпа с шумом ворвалась в церковь, схватила дворян и укрывателя и потащила их за ноги и за волосы по улицам и площадям к дому оскорбленного горожанина; здесь толпа принялась неистово бить их кулаками, палками и топорами и затем бросила в тюрьму, где один из них умер. В Бове, Реймсе, Арре все горожане обязуются ничего не продавать духовным и их слугам, то есть морят их голодом. Духовные сеньоры, со своей стороны, выказывали не больше мягкости: аббат Везеля, епископ Бове блокировали собственные города, запрещая жителям соседних местностей доставлять съестные припасы своим подданным. В 1305 г. епископ Бове, следуя примеру архиепископа Камбре, выдал свой город вооруженным шайкам, которые опустошили его огнем и мечом. В других местах церковные суды, поддерживаемые королевскими трибуналами, изнуряли общины штрафами. История суассонской коммуны представляет собой непрерывный ряд столкновений между городской магистратурой и капитулом. Бове, Корби, Лан, Сен-Рикье находились в постоянной вражде с церковью.
