Оно сильно поколебало свой нравственный авторитет в христианском обществе: та непримиримая ненависть, которую обнаружили папы в своей борьбе против империи, беспокоит и оскорбляет даже благочестивых людей; политические притязания папства тревожат государей и магнатов; его жадность в отношении доходов раздражает народ. Один из летописцев, который часто является выразителем этих враждебных чувств, Матвей Парижский, рассказывает, что после смерти Иннокентия IV его преемник Александр IV видел во сне творящего суд Христа и близ него — женщину, олицетворявшую церковь, а перед ним — умерший папа, простершись ниц, умолял о прощении за свои грехи. Обвиненный в том, что разорил церковь, он был осужден Христом, который сказал ему: «Ступай получить возмездие за твои дела». В Англии общественное мнение высказывается против Генриха III, который не смеет дать отпор римской курии: на самом Лионском соборе англичане протестуют против алчности легатов. Во Франции Людовик Святой внушает Иннокентию IV правила христианской любви; с другой стороны, герцоги, графы и бароны составляют лиги для борьбы с жадностью курии, — лиги, манифесты которых дошли до нас. Притом вера Средних веков в принцип единства как в необходимое условие управления христианским обществом начинает исчезать. В предшествующие века на первом плане истории действуют только две силы: папство и империя; остальные христианские государства стоят как бы в тени, предоставлены самим себе; многие из них совершают медленную работу своего внутреннего созидания и накапливают силы, в то время как папство и империя изнуряют себя. Наоборот, в конце XII и в XIII в. французский и английский короли являются в блеске могущества, и те государства, которые выработали свою самобытность, восстают против всякого верховенства, отвергают все притязания на всемирное владычество, кем бы они ни предъявлялись. С того дня, как начинается упадок империи, они еще с большей подозрительностью смотрят на папство. Они готовятся вступить в борьбу с ним: Филипп Красивый отомстит Бонифацию VII за поражение Фридриха II.
Наконец, внутри самой церкви иго римской курии вызывает с каждым днем все большее недовольство. Ей ставят в укор ее беспрестанное вмешательство, ее честолюбие и алчность. Даже те люди, которые были самыми пылкими ее воинами в борьбе против императора, — нищенствующие монахи францисканского ордена — становятся ее врагами, обвиняют ее в том, что она губит церковь, и требуют реформы последней.
Анархия в Германии. Последствия борьбы тяжело отозвались на народах, вовлеченных в нее обеими соперничавшими силами. Мы видели, как Германия из государства мало-помалу превращается в федерацию независимых княжеств. В XIV в. некоторым значением пользуются еще только те из немецких государей, которые располагают более или менее крупными наследственными землями. Дух независимости проникает всюду. Древние королевства Арль, Бургундия, Лотарингия отпадают от империи; авторитет императорской власти, который всегда был слаб в этих областях, теперь все более вытесняется влиянием французского короля. В Германии высшие сеньоры, domini terrae, пользуются полной независимостью и наиболее крупные из них образуют избирательную коллегию, которая все более суживается; большие города превращаются в настоящие республики. В последние годы царствования Фридриха II, оставаясь в общем верны последнему, они, однако, не были склонны идти за ним до конца: в 1250 г. граждане Брейзаха заявляют, что «в том случае, если светлейший император Фридрих будет унижен до такой степени, что города, с которыми они заключили союз, решатся покинуть его и избрать другого государя вместо него и его сына Конрада», то они, жители Брейзаха, не признают своим господином никого другого, кроме базельского епископа. Города заключают союзы между собой: в 1255 г. великая Рейнская лига, возникшая при Фридрихе II, насчитывала 70 членов — городов и князей. Итак, Германия лишена всякого единства; выражение «les Allemagnes», употребляемое иногда французскими летописцами для обозначения этой страны, верно характеризует ее положение.
Анархия в Италии. В Италии дробление еще глубже и значительнее. В городах, раздираемых партийной борьбой, продолжает жить партия, тоскующая по императору и громко призывающая его как миротворца по преимуществу, как представителя единства и порядка. В «Божественной комедии» и «De Monarchia» Данте обессмертил пламенные надежды этих гибеллинов, которые не в силах расстаться с мечтой об империи:
Vieni a veder la tua Roma che piagne,
Vedova et sola, e di e notte chiama:
Cesare mio, perche non m’accompagne
[82]?
Но если кто-нибудь из римских королей, как прямодушный и рыцарственный Генрих VII Люксембургский, отваживается перейти Альпы и вступить в «логовище льва», — вокруг него тотчас вспыхивают мятежи и волнения.
Муниципальная Италия восторжествовала над ненавистью Гогенштауфенов, но она и во время борьбы была лишена единства, а после победы те лиги, которые отстояли ее независимость, одна за другой распадаются. Война является нормальным состоянием; каждый город находится в ожесточенной борьбе со своим соседом, жаждет его гибели и нападает на него при малейшем поводе. Так например, в 1220 г. спор из-за собаки, происшедший в Рим между флорентийским и пизанским посланниками, становится причиной войны. Соперники борются и на итальянской почве, и вне Италии; Пиза, Генуя, Венеция воюют друг с другом в Св. земле, в Константинополе, на море, одним словом, везде, где встретятся. Вновь возникающие лиги направлены не против чужеземцев, а против городов-соперников. Ненависть руководит политикой: если один город стоит за императора, то его соперник становится на сторону папы; если Флоренция — за гвельфов, то Пиза — за гибеллинов. Вследствие этой закоренелой, ожесточенной злобы победы сопровождаются невероятными жестокостями: когда Генрих VI выдал Тиволи римлянам, последние перебили и изувечили жителей и разрушили город. Еще большим ожесточением отличаются внутренние раздоры. «О порабощенная Италия, — восклицает Данте, — обитель скорби, судно без кормчего среди бури, уже не царица, а непотребный дом народов!.. Твои обитатели теперь не могут жить без войны — теперь грызутся те, которые окружены одной и той же стеной и одним и тем же рвом». Многие причины вызывают вражду партий. Старые аристократические фамилии, которые буржуазия, — чтобы удобнее наблюдать за ними, — принудила во многих городах жить внутри стен, вмешиваются в политическую жизнь, нередко захватывают в свои руки власть и управляют под прикрытием учреждений, созданных в оппозицию им. В Милане в конце XII в. они организуют так называемые Credenza dei Consoli и захватывают все муниципальные должности; изгнанные в 1221 г., они удаляются в свои замки, основывают Лигу Сан-Фаусто и вступают в борьбу со своими согражданами. Точно так же поступает и знать Пьяченцы, будучи изгнанной в 1218 г. Таким образом, вне или внутри городов, они не перестают быть опасными. Иногда крупная буржуазия вступает в союз с ними, потому что внутренние раздоры все более и более получают социальный характер. Ремесленники, низший класс населения, arti minori, popolo minuto, настойчиво домогаются доступа к муниципальному управлению, захваченному высшей буржуазией, arti maggiori, popolo grasso. Именно таковы те партии, которые борются друг с другом под знаменами гвельфов и гибеллинов; гибеллинской является обычно партия знати, высшей буржуазии, гвельфской — демократическая. Гибеллины или гвельфы одного города без стеснения вступают в союз с гибеллинами или гвельфами враждебного города и воюют против своего отечества; в битве при Монтаперти (1260) флорентийские гибеллины сражаются в рядах сиенцев; однако когда победители выразили желание разрушить Флоренцию и превратить ее в ряд открытых поселков, флорентинец Форината дельи Уберти встал и заявил, что будет защищать свою родину до последней капли крови. Внутри города партия иногда обращается в регулярное правительство. В 1266 г. флорентинские гвельфы, одержав верх, дают себе правильную политическую организацию: у них есть и советы, и выборные начальники, capitani della parte guelfa; это — особое государство, стоящее рядом с муниципальным правительством и благодаря своему единству господствующее над ним. Таким образом, каждый город представляет собой как бы поле битвы, на котором лицом к лицу стоят две враждебные армии, ежеминутно готовые броситься друг на друга; города наполняются башнями, замки могущественных фамилий обращаются в мрачные крепости; никто не выходит из дома без оружия. Какая бы из обеих партий ни восторжествовала, она немедленно устраняет своих врагов от муниципального управления, конфискует их имущество, изгоняет их, объявляет вне закона или избивает.
