Однако стремительное реформаторское течение, исходившее из монастырей, начало уже волновать церковный мир и оздоровлять его. Клюнийский орден, один из виновников этого перерождения, находился в полном процветании в продолжение царствования Филиппа I; основывались и другие, очень строгие ордена: например, орден Сито (в 1074 г.), который впоследствии будет прославлен святым Бернардом. Монастырский порядок, основанный на совместной жизни и на строгом уставе, проникал и в среду белого духовенства: оно группировалось в капитулы (collegiales), подчинялось в соборах коллективному строго регламентированному существованию. Наконец, начиная с понтификатов Льва IX (с 1049 по 1054 г.) и в особенности Григория VII (1073–1085 гг.), папский престол, воспрянувший из состояния упадка, в котором мы его видели во времена Гуго Капета, берет на себя руководство этой религиозной революцией. Папы решают, и не без основания, что вмешательство светских людей в назначение епископов является главным корнем зла и что совершенно недопустимо, чтобы избранного в епископы «инвестировал» какой-нибудь государь; и вот начинается «спор из-за инвеституры».
Героем этого конфликта история сто справедливости сделала Григория VII. Но она долгое время искажала образ этого выдающегося человека. Его превратили в честолюбца, жаждущего власти, в политика, в создателя теократической теории. Ученые нашего поколения восстановили настоящее лицо Григория VII и его дела. Он не отличался ни оригинальностью ума, ни строгой логикой. Это была чистая душа, верующий, убежденный в божественной миссии папского престола и решившийся реформировать церковь человек с твердым характером и практичный. Он постоянно опирался на традицию и даже укрепил ее, предписав составить обширные канонические сборники. Соблазнившись теориями наивного Петра Дамиани, советовавшего папской власти опереться на светских государей, чтобы управлять церковью, он пробовал столковаться с ними; и действительно, он установил полное согласие с Вильгельмом Завоевателем, потому что, каким бы тираном ни был этот король, он избирал безупречных епископов. Но Григорий VII не мог сговориться ни с императором Генрихом IV, ни с королем Франции Филиппом І, которого презирал. После одного разбойничьего поступка, совершенного этим последним (он велел ограбить итальянских купцов), Григорий писал 10 сентября 1074 г. французским епископам, что причиной упадка королевства Франции был сам король. Это был «тиран», т. е. государь, недостойный выполнять свое назначение: «Он осквернил все свое царствование позором и преступлением, он толкал свой народ ко злу примером своих поступков и своего поведения».
Неудачи, испытанные Григорием VII во Франции и в Германии, скоро побудили его собрать воедино относящиеся к божественной власти папства теории, которые он находил в буллах своих предшественников и в лжеисидоровых декреталиях. Уже в 1075 г. он их формулировал в двадцати семи очень кратких положениях, знаменитых до сих пор под именем Dictatus рарае
[35], в которых впервые сделаны все выводы из предпосылок, давно уже установленных. Римская церковь основана самим Господом Богом, и она непогрешима; папа может отменять все судебные приговоры, а его судить никто не должен. Он может, не советуясь с синодом, низложить и оправдать епископа; он управляет церковью и разбирает наиболее важные дела. Вcе государи лобызают его ноги. По его приказанию подданным разрешается обвинять их. Он может освободить от присяги на верность, данной неправедному государю. Он может низлагать императоров.
В 1076–1077 гг. сначала император Генрих IV, а потом Григорий VII низлагают друг друга. Папа оказывается, таким образом, вынужденным мало-помалу отказаться от учения о божественном праве королевской власти. В 1081 г., доведенный до крайности, он, правда, после долгих размышлений, освободился от традиционных представлений о священном характере королевской власти. Это было время, когда германское войско двигалось по Италии, чтобы возвести на престол антипапу. Григорий писал епископу мецкому:
«Кому неизвестно, что короли и военные вожди (daces) ведут свое начало от тех, кто, не ведая бога, старались, ослепленные страстью и невыносимым высокомерием, подчинить своему господству равных себе, т. е. людей, при помощи гордости, грабительства, вероломства, человекоубийства, одним словом, почти всех преступлений, по наущению князя сего мира, дьявола».
Историческое утверждение Григория было наивно и слишком упрощено, но оно имело ту заслугу, что нанесло первый удар принципу божественного права королей, который церковь, в общем, считала истинным или, по крайней мере, находила полезным поддерживать. Грубая узурпация, которая угрожала Григорию VII, открывала ему глаза и рассеивала перед ним туман схоластических теорий о монархии.
Вовсе не необходимо, чтобы из этого разочарования в его уме возникло учение о теократии. Ставили себе вопрос, посягал ли Григорий VII на политическое руководство христианским миром, хотел ли он создать светскую папскую монархию, с которой государи были бы связаны посредством оммажа, По-видимому, его самого этот вопрос мало интересовал. Целью его жизни было уничтожению симонии и очищение нравов духовенства. Остальное было для него делом второстепенным. Однако проведение этой реформы в жизнь привело его к необходимости вмешиваться в дела христианских монархий более активно, чем это делали его предшественники. Наблюдение над действительностью показало ему, что при искоренении такого великого зла папа не может довериться светским государям, ни даже рассчитывать на усердное содействие первенствующих архиепископов, часто совершенно равнодушных к реформе. И он пришел к мысли, что папа должен непосредственно наблюдать за епископами и монастырями и оставить за собой разбор важнейших дел или, по крайней мере, пересмотр приговоров по ним церковного суда. Папа возлагал, таким образом, на себя огромную ежедневную работу. Не будучи в состоянии сам руководить моральной и религиозной жизнью христианского мира, Григорий VII сделал из легации, которая до него была лишь временной миссией, постоянное орудие папской власти. И постоянная легация получит важное значение в политической истории Запада в Средние века.
Итак, папский престол в ту эпоху, когда во Франции царствовали Филипп I, Людовик VI и Людовик VII, восстанавливает свою власть и находит лишь одно средство для искоренения тех злоупотреблений, на которые короли смотрели сквозь пальцы или же которыми пользовались для своей выгоды; средство это — деспотическое управление церковью. Прибавьте к этому, что такое управление должно сопровождаться правом взимать налог: папа требует себе «динарий св. Петра». А мы видели, что почти всем, что еще оставалось у Капетингов от королевского достоинства, они обязаны были французской церкви, тому материальному и моральному содействию, которое она им оказывала, тому самому учению о божественном происхождении монархической власти, которое Григорий отверг. И теперь папа стал как бы иностранным сувереном, который проник во Францию и отнимал у короля его престиж и необходимые средства.
