Главной задачей бальи все более и более являлось обеспечить исправное ведение финансовых дел. Но надо было также изыскивать новые источники доходов. Людовик VII, сравнивая свою скромную жизнь с жизнью короля Англии, говорил: «У нас, французов, только хлеб да вино, и мы и этим довольны». Филипп Август находил такую бедность невыносимой и искал способов выйти из нее.
Пропорционально сделанным присоединениям увеличивались и доходы от домена — всякого рода платежи, налоги взамен повинностей, — обычно находящиеся на откупе у прево. Право постоя и содержания (droit de gîte et de procuration), т.e. право, которое, по древним традициям, предоставлялось королю во время его путешествий, особенно в некоторых церковных землях, жить и кормиться самому и его свите, — это право начинало уже в те времена выкупаться за определенный ежегодный налог. Дорожные пошлины (péages), рыночные (tonlieux), сборы с евреев давали значительные доходы; наконец, существовали штрафы и доходы от суда, канцелярские пошлины, прибыль от чеканки монеты. Этими доходами крупные бароны пользовались в своих княжествах совершенно так же, как Людовик VII и Филипп в королевском домене. Но в качестве патрона большого количества епископств и аббатств вне пределов домена король имел доходы, выходившие из рамок сеньориальных, и уже до начала царствования Филиппа Августа было бы не вполне правильно говорить, что в финансах Капетингов не было ничего монархического. Регалия, получаемая во время вакантности епископской или аббатской кафедры, могла быть так стеснительна, что церковь стала добиваться ее выкупа. Если не считать английского короля, то ни один крупный вассал не располагал таким обширным правом регалии. На основании именно этого права и престижа короны Филипп требовал от аббатств значительных денежных подарков или же допуска его монеты в их владения. Наконец, король в качестве верховного сюзерена теоретически имел право взимать «рельеф» — пошлину при каждой перемене владельца лена, который тот держал непосредственно от него. Филипп Август начиная с эпохи, изучаемой здесь, стал требовать осуществления этого права. В 1192 г., пользуясь благоприятными обстоятельствами, он потребовал от нового графа Фландрии «рельеф» в размере 5000 марок серебром труасского веса, что равнялось годовому доходу с этого лена, а с Рено де Даммартена, утвержденного во владении графством булонским, — «рельеф» в 7000 аррасских ливров. В 1199 г. граф неверский заплатил «рельеф» в 3000 марок серебром труасского веса. В 1200 г., при заключении договора в Гуле, Иоанн Безземельный обещал уплатить «рельеф» в 20 000 марок стерлингов. Очень трудно, особенно в период потрясений в области монетного дела, к которому относится изучаемое нами время, дать представление о покупательной силе денег в Средние века. Но можно отметить для сравнения, что Филипп обещал консулам Генуи за три года перед этим 5850 марок за то, чтобы его перевезли в Святую землю с 650 рыцарями, 1300 оруженосцами, 1300 лошадьми с оружием, багажом и продовольствием.
Король имел также право получать феодальную «помощь» (aide) деньгами в четырех случаях (выкупа короля из плена, посвящения в рыцари старшего сына, выдачи замуж дочери, Крестового похода). Это был настоящий налог. Но история «помощи» на Крестовый поход при Людовике VII и Филиппе Августе не позволяет думать, что тогда уже настало время для установления королевской подати во Франции. Эта история, которую нужно сопоставить с историей субсидий, испрашивавшихся Филиппом Красивым у трех сословий, является к тому же очень интересной и тем более любопытной, что такая «помощь» получила в XII в. характер международный. На ней следует остановиться.
В 1146 г. на торжественном собрании в Везеле, где Людовик VII принял крест, у него явилась мысль обложить всех своих подданных, которые не идут в Крестовый поход, очевидно, по внушению присутствовавших там представителей церкви, таких, как Сугерий. Несмотря на то что Людовик VII обещал не превращать этой субсидии в постоянный налог, она была дурно принята — воплями об ограблении бедных и церквей. В дальнейшем пожелали установить во Франции и Англии общий налог на несколько лет, для того чтобы дать христианам Святой земли возможность устоять. Людовик VII и Генрих II намеревались установить такой налог в 1166 г. У нас есть текст франко-английского указа, изданного в июне 1184 г., озаглавленного: «Постановление о помощи Иерусалимской земле, одобренное Филиппом, королем Франции, и Генрихом, королем Англии, с общего согласия епископов, графов и баронов их земель». Этот налог, установленный соответственно ценности имущества, должен был взиматься в каждой епархии английской и французской одним тамплиером и одним госпитальером при содействии в каждом приходе священника и двух лояльных прихожан. Маловероятно, чтобы он был собран. Но не так было с пресловутой «десятиной Саладина», собираемой в пользу крестоносцев, отправляющихся, чтобы отнять у Саладина Иерусалимское королевство. Начиная с января 1188 г. короли Франции и Англии уговорились относительно мер, которые должны были быть при этом приняты, предварительно посоветовавшись с баронами и прелатами своего королевства. За указом, изданным в Ле-Мане Генрихом II после нового собрания, в котором соединились прелаты и бароны, прибывшие из Англии с владельцами материковых ленов, последовал в марте указ Филиппа Августа; оба текста взаимно разъясняют друг друга. Все клирики, все миряне — знатные, горожане или крестьяне, — которые не приняли крест, должны под страхом отлучения от церкви уплатить десятину, т. е. десятую часть своего движимого имущества и всех своих годовых доходов. Горожане и крестьяне, принявшие крест, освобождались от десятины только в том случае, если они сделали это с согласия своего сеньора. Сбор, полученный от этой десятины, должен быть передан сеньору — церковному или светскому — той земли, на которой жили плательщики, если этот сеньор был крестоносцем (в противном же случае деньги, без сомнения, должны были перейти к ближайшему из стоявших над ним сюзеренов, который принял крест). Согласно указу Генриха II сбор должен производиться в каждом приходе священником, архипресвитером данного округа, тамплиером, госпитальером, одним оруженосцем и одним клерком короля, одним оруженосцем и одним клерком епископа. В случае спора дело должно быть решено на основании клятвенного показания семи нотаблей во Франции, четырех или шести — в Англии. Клирики во Франции добились оговорки, что они имеют дело только со своим епископом, который уже передаст собранную с них десятину кому следует.
Эти указы имели целью снабдить отправляющихся в Крестовый поход сеньоров средствами для существования и для содержания своих спутников; они не представляли никакой непосредственной выгоды для королевских финансов. Но они позволяли Филиппу Августу, как и Людовику VII, издавать законы для всего королевства, прикрываясь интересами Христа. Дополнительный указ в марте 1188 г. об отсрочках должникам-крестоносцам и об отмене процентов, изданный Филиппом «по совету с архиепископами, епископами и баронами земли», также имел общегосударственный характер и также был санкционирован угрозой отлучения от церкви.
Так вооружила королевскую власть церковь, повинуясь Святому престолу и непреодолимому влечению христианских душ. Папа приказал епископам проявить щедрость, увлечь свою паству своим примером, вызывать устройство собраний. Но недовольство было огромно. Литература того времени полна жалоб. Очевидно, происходили злоупотребления и скандалы: разоряли бедняков, видели, как какой-нибудь Арнульф де Гин тратил на кутежи деньги, которые ему приносили, а епископ Даремский покупал себе на них драгоценную посуду. Но церковь особенно боялась того, чтобы это не стало прецедентом. Выдающиеся клирики, как Петр Блуаский и аббат Св. Женевьевы в Париже, подстрекали духовенство к ослушанию. Петр Блуаский считал неслыханным, чтобы «защитники церкви ограбляли ее, вместо того чтобы обогащать добычей, полученной от победы»; он говорил, что король Франции должен требовать от духовенства только молитв: плата десятины станет общераспространенной привычкой, и церковь попадет в постыдное рабство. Генрих II и Ричард Львиное Сердце не слушали воплей попов и требовали уплаты. Но Филипп принужден был уступить. По прошествии года он отменил «десятину Саладина» по соглашению со своими баронами. Это самое поразительное доказательство могущества церкви во Франции в эту эпоху. Вот начало указа об отмене, постановленной на собрании, бывшем в Париже в середине 1189 г.; в этом указе король Франции как будто приносит публичное покаяние:
