Последний взрыв недовольства феодалов произошел в 1240–1243 гг. Мы видели, что в это время альбигойцы, выведенные из терпения преследованиями, подняли голову, и начались вооруженные столкновения в Лангедоке (в 1240 г.). В следующем году Альфонс, брат короля, был введен во владение своим уделом и явился в Пуату принимать ленную присягу (оммаж) от своих вассалов. Но самый могущественный из них, Гуго Лузиньян, граф Маршский, был женат на Изабелле Ангулемской, матери английского короля Генриха III. Припомним, что Изабелла в своей молодости была невестой Гуго, но на ней женился Иоанн Безземельный, чем вызвал обращение баронов Пуату с жалобой к Филиппу Августу. Эта женщина, гордая и неукротимая, не пожелала, чтобы ее муж принес ленную присягу новому графу Пуатье. Устрашенный супружеским ультиматумом, тайну которого, довольно комическую, выдал нам один современник, Гуго Лузиньян решился составить заговор. Баронам Пуату, которые были в числе главных участников волнений во время регентства, только этого и нужно было. Они стали устраивать собрания между собой, а потом с участием баронов и мэров больших городов Гаскони. «Французы, — говорили они, — хотят нас поработить; лучше уговориться с королем Англии, который далеко и не станет отнимать у нас наше достояние». Генрих III обещал явиться лично помочь своей матери. Король арагонский, бывший сеньором Монпелье, и граф Тулузский, приняли участие в игре. Но войско французского короля весной 1242 г. быстро овладело укрепленными местами Пуату. Генрих III привел с собой из Англии всего лишь триста рыцарей. Столкнувшись лицом к лицу с Людовиком IX на Тайльбургском мосту, он не решился вступить в сражение и укрылся в стенах Сента. На другой день, когда англичане и гасконцы сделали вылазку, он подал знак к бегству. Он вернулся в Англию, имея одной неудачей больше на своем счету. Пуату покорился. Мы видели, что граф Тулузский был вынужден сделать то же самое.
Против баронов, взявшихся за оружие, короли сумели защититься. Гораздо замечательнее и новее была борьба легальная, в порядке административном, которую они предприняли против анархии.
III. Действия администрации. Бальи и сенешали
В этой стороне деятельности королевской власти следует отличать долю местных чиновников, сенешалей, бальи и второстепенных агентов, действовавших вдали от хозяйского глаза, и долю самого короля, правившего во главе своей курии. Местные чиновники упорно трудились над усилением королевского авторитета. Они добились того, что он всем внушал страх. Очень часто восстановлением порядка были обязаны их энергии. Нередко также они принимали по отношению к вельможам дерзкую позицию, вели агрессивную политику, которая не всегда одобрялась курией. Некоторые из них (вигье и бальи на юге, прево на севере) все еще покупали свою должность и являлись заинтересованными в своих требованиях, а также в округлении королевского домена; все хотели изображать собою важных персон. Некоторые из них дошли до того, что считали себя как бы независимыми, и если бы их вовремя не остановили, то они вновь создали бы, в особенности на юге, феодализм, феодализм чиновников.
У нас ничего не сохранилось из архивов бальяжей и сенешальств. Но мы имеем несколько жалоб, адресованных королю, на действия его чиновников, и значительные отрывки расследований, произведенных по повелению Людовика Святого. К ним следует еще присоединить документы, относящиеся к удельному княжеству Альфонса де Пуатье. Что мы узнаем из этих текстов?
По отношению к северным и западным частям домена мы имеем мало сведений о превышениях власти, допущенных бальи, сенешалями, прево и второстепенными чиновниками за счет светских и церковных сеньоров и коммун. Несомненно, однако, что они не удовлетворялись тем, что применяли королевские указы и постановления курии. Они старались увеличить свою судебную компетенцию за счет соседних сеньоров. Орлеанский епископ, например, послал Людовику IX в 1245 г. длинный список жалоб на бальи; здесь дело идет прежде всего о конфликтах по поводу юрисдикции. Около 1257 г. графиня Маршская обратилась с жалобой к Альфонсу де Пуатье: сенешаль Пуату и его чиновники вымогали деньги у людей графини, вторгались в ее юрисдикцию, по произволу привлекали к суду и арестовывали. Гонтье, ланский кастелян, около 1248 г. старался увеличить число «людей» короля в ущерб сеньорам. Что касается жалоб, представленных мелким людом следователям Людовика Святого, то они своим предметом имели грабительство сержантов, придирки лесников и церковных сторожей, лихоимство прево, стремящихся извлечь из своего откупа как можно большую выгоду. Такой-то прево или такой-то сержант, говорилось в этих жалобах, арестовывали кого попало, и предполагаемые преступники должны были их «смазывать», штрафы сыпались дождем и не соответствовали кутюмам, и их еще увеличивали, когда узнавали, что преступник имеет возможность заплатить больше; прибегали к варварским способам принуждения, чтобы добиться уплаты; тюрьмы были ужасны, и в них применяли пытку, для того чтобы исторгнуть признание; налоги увеличивались непрерывно; крестьяне, желавшие лично выполнить военную повинность, вынуждались вносить денежное возмещение этой повинности. Жуанвиль, у которого была сеньория в Шампани, нашел законный предлог не идти вторично в Крестовый поход в том, что ему надо защищать своих людей; они были «разорены и доведены до нищеты» сержантами короля и графа Шампанского, в то время когда он был с королем в Египте. Сами бальи, несмотря на свой престиж, не избегли обвинений. Некоторые из них, как Матвей де Бон в Вермандуа, были, по-видимому, несправедливо ославлены своим управляемым населением; после расследования нагроможденные против них обвинения рассеивались. Но Невелон Маршал в Артуа составил себе репутацию ужасного человека. После завоевания Нормандии Филипп Август, нуждаясь в энергичном человеке, вверил понтодемарский бальяж знаменитому атаману бродяг, Ламберту Кадоку; нельзя было, конечно, ожидать от него слишком большой деликатности. К тому же он положил себе в карман 14 200 ливров, принадлежавших королю, и Филипп Август, «разгневавшись на него», посадил его в тюрьму, из которой он вышел только в 1227 г. Но это было исключение. Вообще же бальи были верными слугами, и их можно было упрекнуть разве только в излишнем монархическом рвении. Хищения были делом прево и всякого рода сержантов.
В южных доменах, присоединенных в результате Крестового похода против альбигойцев и в землях, которые Альфонс де Пуатье унаследовал от своего тестя, графа Тулузского, злоупотребления были, конечно, гораздо значительнее). В графстве Тулузском уже существовали сенешали во время независимости графов, и эти могущественные сеньоры позволяли своим чиновникам грабить, сколько им вздумается: такова уж была традиция. Сенешали и их наместники, вигье, назначенные Людовиком VIII и Людовиком IX, были знатные люди или советники, явившиеся с Севера. Им платили мало, и они находились слишком далеко от Парижа, чтобы за ними можно было наблюдать. Они усвоили себе дурные привычки. Их прево, которых называли «bailes», большей частью местные люди, были не лучше их. Прежние злоупотребления, от которых страдало население, теперь усугублялись преследованием еретиков, придававшим видимость законности захватам, а также яростью, с которой люди короля стремились уничтожить сеньориальные и городские привилегии, даже вне пределов домена и даже королевства. Под предлогом восстановления порядка и защиты прав короля сенешали Людовика Святого разрушили большое количество замков, мешали действовать другим юрисдикциям, кроме королевской, применяли в барониях указы, имевшие силу только в королевском домене, забирали в свои руки дорожную полицию в них, старались расширить собственные земли короля до пределов своего сенешальства. После альбигойских Крестовых походов, разоривших столько семейств южан, в Жеводане и в Веле осталась знать из мелких бедных баронов, полуразбойников, группировавшихся вокруг двух могущественных домов, отступивших от альбигойства, — Пела и сеньоров д’Андюз. Бокерские сенешали вели жестокую войну с этой севеннской знатью, подорвали престиж Пеле, лишили сеньора д’Андюз части его владений. Они проникли даже в Виваре, имперскую землю, произвели там несколько аннексий, привлекли к суду епископа города Вивье. В каркассонском сенешальстве одной знатной даме, не желавшей отказаться от своего права высшего суда, угрожали заключением в оковы, а епископ Лодевский оказался лишенным права принимать оммаж за короля и права высшего суда. В Бокере было отменено консульство.
