— Вероятно, она сделала это, чтобы привлечь внимание. Решила, что примет пару таблеток, и я сразу прибегу к ней… Даже здесь облажалась.
Ему все еще хочется, чтобы все считали, будто у Мег никогда ничего не получалось. Ведь она даже правильно умереть не смогла. Я проглатываю свою ярость, а мягкий голос дополняю дрожью.
— Но ты, наверное, любил ее, — тихо говорю, делая вид, будто имею представление о том, что такое сочувствие. — Ты, наверное, скорбишь…
Не знаю, то ли я задела какую-то струну, то ли Стивен сообразил, что выглядит бесчувственным, но он немного сдает назад.
— Я действительно любил ее. Только она не стала хорошим человеком. Она была безответственной и спала со всеми подряд. Я хотел помочь ей, но разве можно помочь тому, кто не хочет помочь самому себе?
Мег была потрясающим человеком. Я говорю это не из сентиментальности. Я не способна на такое. Она никогда не была идеальной, зато была доброй даже к таким, как я.
— Наверное, в ней было что-то хорошее, если ты встречался с ней.
— Да, с ней было весело, — соглашается Стивен. — Ты же знаешь, что говорят про чокнутых девиц с низкой самооценкой. Они хороши в постели.
Он был ее возлюбленным. Он был ее парнем. Он выступал на ее похоронах.
Сама я на церемонию не прилетела, но слышала об этом от ее матери. Стивен перед лицом Господа и всей страны сказал, что пытался спасти ее от демонов. Он называл ее светом своей жизни. Он плакал горючими слезами. А сейчас ему нечего сказать о своем драгоценном ангеле, кроме как то, что низкая самооценка делала из нее великолепного партнера по сексу… Надо бы послать видео его короткой речи их общим друзьям — пусть посмотрят.
Неожиданно он встает с дивана.
— Хочешь еще пива?
Я почти не прикоснулась к своему. Качаю головой. Стивен открывает еще одну бутылку и прямо у холодильника выпивает почти половину. На несколько мгновений замирает, глядя на задний двор, и я надеюсь, что он хоть немного страдает. Однако, какие бы воспоминания ни преследовали его, Стивен прогоняет их и достает из холодильника стейки и римский салат.
— Могу приготовить салат, — предлагаю я.
— Сначала вымой руки, — говорит он.
— Ты гермофоб
[14]? — поддразниваю его я.
— Я не люблю нерях без здравого смысла. — Ах, бедняжка… Я разозлила его своими вопросами о Мег.
Надувшись, я с пивом прихожу на кухню.
— Я и так помыла бы. Не тупая же. — Он что-то ворчит. — Не злись на меня.
— Я не злюсь, говорю правду.
— Называя меня неряхой?
— Я не называл тебя неряхой. Я сказал, что не люблю нерях. Если ты не неряха, тебе не о чем беспокоиться, ведь так?
Притворяясь оскорбленной, я включаю кран и медленно мою руки. Я наслаждаюсь этим маленьким спектаклем. В реальной жизни я уже давно разодрала бы этого говнюка в клочья, однако Мег, вероятно, мирилась с его вспышками. Она, вероятно, просила прощения и изо всех сил пыталась угодить ему.
Но зачем? Разве мы животные, которым суждено снова и снова проживать изломанное детство? Неужели все так просто?
Родной отец Мег относился к своей семье как к полному дерьму, а потом просто ушел. Все отчимы и приятели матери шли по его стопам. Мать всю свою жизнь ублажала неудачников, и на Мег это наложило такой же отпечаток, как на молодых львов умение охотиться. «Вот так ты идешь по жизни. Вот так ты обеспечиваешь продолжение рода. Терпи издевательства. Подчиняйся мужчинам. Снова, снова, снова».
Мег в конечном счете разорвала этот круг. Она нашла выход.
По кухне разносится звон стекла, когда Стивен бросает в мусорное ведро вторую бутылку, где уже лежит первая. Я съеживаюсь, словно меня пугает его явный гнев.
— У тебя есть помидоры? — спрашиваю, тщательно вытирая руки.
— Я не люблю помидоры.
— О.
— В холодильнике есть огурец.
Я догадываюсь, что это предложение мира, поэтому достаю из ящика для фруктов и овощей огурец и, порывшись в выдвижных ящиках стола, нахожу нож. Стивен стоит рядом и наблюдает за мной, у него в руке уже третья бутылка.
— Я же сказал тебе, что не хочу говорить о ней, — наконец нарушает он молчание. Таким образом побуждая меня к правильным действиям.
Опускаю глаза на нож в своей руке и смотрю, как поблескивает лезвие. Как ни хочется мне пырнуть его этим ножом, убить его я не могу. Пусть никто не видел, как я еду по району в машине Стивена, но остается наш обмен сообщениями. Наверное, я могла бы пырнуть, а потом заявить, что в дом вломился какой-то человек, однако для этого я должна была бы сочинить веский мотив. Притащить фунт героина и спрятать его в ящике комода. Утверждать, что тот тип требовал оплаты. Однако на то, чтобы превратить Стивена в наркодилера от среднего класса, уйдет какое-то время.
Возможно, можно было бы пырнуть, а потом заявить о самообороне. Рассказывать всем, будто он пытался изнасиловать меня. Правда, полиция скептически относится к изнасилованию, даже когда оно настоящее. Как-никак я по собственной воле пришла в его дом и позволила ему увидеть мою грудь и щиколотки… Так что теперь заявить об изнасиловании я не могу. Они подвергнут сомнению каждое слово и примутся рыться в моем прошлом, а там у меня прикрытия нет.
Проклятье…
Я откладываю нож и, кивая, шепчу:
— Извини…
— Что?
— Извини, что расспрашивала тебя о ней. Я просто хотела знать, что случилось.
— И ты меня называешь злым?
— Я тебя не обижала. Я просто…
— Мне плевать, что ты хотела, — обрывает он меня. — Ты хотела знать подробности. Подробности, которые причиняют мне боль. Это же очевидно.
— Нет. Я подумала, что нам нужно поговорить об этом. Ведь в твоей жизни произошло такое важное событие…
— Да, верно; так имей хоть капельку уважения.
— Я же попросила прощения…
Стивен некоторое время наблюдает за мной, потом качает головой.
— Джейн. — Он выдыхает мое имя с явным разочарованием. — Возможно, ты не уважаешь других мужчин, но к себе я такого отношения не потерплю. Я не неудачник, которым можно помыкать. У меня есть хорошая работа, красивый дом. И жизнь у меня отличная.
— Я все это знаю. Но имела в виду совсем…
— Ты мне нравишься, Джейн. Очень. Но я не нуждаюсь в тебе. И я рассчитываю, что ко мне будут относиться с уважением.
— Я не проявила неуважения.
— Разве? Я же сказал «нет». Разве не об этом постоянно твердят все женщины? Сказал «нет», а ты продолжила давить на меня.
