Почему?
Почему, почему, почему? Это один из тех аспектов, что недоступны моему пониманию. Я знаю точно: книги лучше.
Закрываю книжку — и тут, к моему удивлению, жужжит мой телефон. Мне никто не звонит. Никто, кроме… ну да, это моя мать, звонок переадресован с моего реального телефонного номера. Я игнорирую ее и позволяю включиться голосовой почте. Она знает, что делать. У меня нет желания отвечать на звонок и доводить ее до сердечного приступа или чего-нибудь в этом роде. Она и так вела не очень здоровый образ жизни.
Выбрасываю остатки обеда, заливаю воду в свою бутылку и жду сигнала о сообщении. Мне необязательно слушать ее голосовое сообщение, но я все же слушаю. Вернувшись к своему рабочему месту, выписываю чек на восемьсот долларов, потом из кладовки, где хранится запас писчей бумаги и прочие канцтовары, краду один конверт и выпрашиваю у секретаря в приемной марку. Пять минут спустя мать и ее сломанная машина уже выброшены из головы.
Десять лет назад я перезвонила бы ей, стала бы горячо заверять ее в том, что дам ей денег на ремонт, и уговаривать не брать взаймы у братца, но сейчас мне плевать. Потраченная сумма стоит того, чтобы не иметь дела ни с кем из них.
Может, я и люблю их — правда, по-своему. Ведь я не обязана отправлять деньги, однако все равно отправляю. А может, меня грызет совесть за то, что я не испытываю к ним вообще ничего и деньги — это просто для самоуспокоения? Не знаю. Я решаю не тратить время на подобные размышления. Мне надо забивать данные в базу.
Глава 6
— Значит, ты выросла здесь? — спрашивает меня Стивен.
Он ест сэндвич с рубленым мясом. Для него допустим либо такой, либо с фрикадельками. Ни тунца, ни брюссельскую капусту этот парень не употребляет.
Прожевываю свой салат.
— Я пару лет училась здесь в старших классах. Мы часто переезжали.
— Семья военного?
— Нет, нас всего двое, я и мама.
— Похоже, вам тяжело пришлось.
— Ох, не знаю… Все шло нормально, пока нас было двое. Но у нее периодически то начинались, то заканчивались отношения. Вот тогда было туго. Большинство этих мужиков были подонками.
— Печально слышать, сочувствую, — говорит Стивен. Возможно, он и в самом деле сочувствует.
— А у тебя? — спрашиваю я. — У тебя семья в Миннеаполисе?
— Естественно. Здесь живет мой отец со своей женой, а мама в Рочестере. Моя сестра переехала в Милуоки, а младший брат пока здесь. Мы нередко собираемся вместе.
— Здорово. А у меня больше родственников нет.
— А твой отец?
— О, нет. — Я мотаю головой и опускаю взгляд в салат. — Я не знаю его.
— Наверное, тебе тяжело.
— Не знаю. Я слышала, что он был мерзким типом. А какой твой отец?
— Мой отец — лучший. Он действительно отличный дядька. Вообще-то он священник. У него своя церковь.
Салат вызывает у меня изжогу. Или она от Стивена? Но я все равно выпрямляюсь и заставляю свое лицо просиять.
— Ты христианин?
— Конечно. А ты?
— Я тоже, но немного отдалилась от всего этого. Мой бывший был неверующим. Я уже много лет не бывала в церкви.
— Тебе обязательно нужно вернуться!
— Может, и нужно. В последнее время я чувствую себя немного потерянной. В том смысле… ну, ты понимаешь? Думаю, ты прав. Вот… я только подумала об этом, и мне сразу стало лучше. Ты знаешь хорошую церковь здесь поблизости?
— Нет, наша на окраине. Хотя там здорово. Ты должна обязательно зайти.
— У меня нет машины. Но я обязательно найду что-нибудь хорошее здесь.
Я множество раз была в церкви. Когда живешь в аграрной Оклахоме, этого не избежать. Мои родители периодически на несколько недель обретали Господа, и мы в течение месяца-двух посещали все службы, но потом утро воскресенья становилось неудобным для похода в церковь. Субботы в трейлерном парке… или в казино, или в баре заканчивались поздно.
Как бы то ни было, я по опыту знаю, что окраинные церкви наиболее скучные и наименее щедрые. Мы постоянно искали щедрость. От того христианства, что проповедовало всего добиваться самому, пользы нам не было. Если после службы не выставляют угощение, какой смысл туда идти? Мама всегда задерживалась якобы для того, чтобы помочь убрать. Эта часть мне нравилась. Оставалось много еды, и она обычно тайком прихватывала парочку мисок.
— Спасибо тебе за обед, — в третий раз говорю я.
— Не за что. Мне больно смотреть, как ты ешь все эти полуфабрикаты из микроволновки.
Это еще один повод заставить меня почувствовать себя полным дерьмом.
Я играю досаду. Морщусь и слишком долго прожевываю кусок, прежде чем ответить.
— Стивен, я… я на этой работе всего ничего. Есть ли какие-нибудь правила насчет свиданий с подчиненными?
Он небрежно отмахивается.
— Они не узнают.
— Но нас могут увидеть.
— Тогда приходи ко мне, я что-нибудь приготовлю.
— Я не могу прийти к тебе! В первое же свидание? Я не… Я не такая!
— Черт. — Он тянется к моей руке, чтобы остановить взмах. — Прости. Конечно, ты не такая. Я ничего не имел в виду. Совсем. Лады?
Я киваю, но все же показываю ему, как сильно меня потрясла сама идея. У женщины не должно быть собственных сексуальных потребностей. Моя роль — сопротивление. Я строю из себя хорошую девочку.
— Джейн, я серьезно. Я думал совсем о другом. Я просто пытался защитить тебя от любопытных глаз.
— Знаю.
— А что если я поведу тебя в какой-нибудь маленький бар? Туда, где нас никто не увидит… Тогда ты согласишься поужинать со мной? — Он слегка наклоняет голову, стараясь поймать мой взгляд. Затем изгибает брови, как щенок-попрошайка. — Ну пожалуйста.
Я хихикаю.
— Мне нельзя так быстро соглашаться на новое свидание.
— Тогда мы не станем называть это свиданием. Просто коллеги решили вместе поужинать.
— Ты начальник, а я простая служащая. Едва ли нас можно назвать коллегами.
— Тогда я буду твоим наставником.
Рассмеявшись, я качаю головой.
— Ты — просто ужас.
— Формально ты мне неподотчетна. Так что никакого конфликта интересов.
Забавно, конечно. Ведь он мог бы меня уволить. Я продолжаю жеманно упираться.
— А вообще, зачем тебе встречаться со мной? Ты же почти не знаешь меня.
— Ладно тебе. Ты же потрясающе красива.
Я некрасивая. Я ранимая и ношу кружевные бюстгальтеры. Но все равно. Даже социопату нравится, когда его считают красивым.
