И еще три фотографии — Элизабет в разных позах, предъявляющая различные части тела, покрытые ушибами и царапинами.
— Доктор Бек?
Голос вернул меня к действительности. Я почти забыл о наблюдающих за мной агентах. Встрепенувшись, я переводил глаза с Карлсона на Стоуна и обратно.
— Вы что, думаете, это сделал я?
Карлсон пожал плечами:
— Мы ждем, что вы нам скажете.
— Конечно же нет!
— Вы в курсе, где ваша жена получила травмы?
— В автомобильной катастрофе.
Они переглянулись с таким видом, будто я сообщил, что мою домашнюю работу съела собака.
— Элизабет попала в небольшую аварию, — объяснил я.
— Когда?
— Точно не помню. За три-четыре месяца до… — я сглотнул, — до смерти.
— Она обращалась к врачу?
— Нет. Не думаю.
— Нет или не думаете?
— Дело в том, что меня в тот момент не было дома.
— И где же вы находились?
— Делал доклад на симпозиуме педиатров в Чикаго. Жена рассказала о случившемся, лишь когда я вернулся домой.
— Сколько же дней прошло к тому времени?
— С момента аварии?
— Да.
— Не знаю. Два или три.
— Вы уже были женаты?
— Да, несколько месяцев.
— А почему она не рассказала вам о происшествии сразу? Как вы думаете?
— Она рассказала, как только я вернулся. А раньше, наверное, не хотела меня волновать.
— Понятно, — протянул Карлсон и посмотрел на Стоуна. Оба даже не пытались скрыть скептицизм. — Значит, это не вы сделали фотографии, док?
— Нет, — сказал я, радуясь, что говорю правду, так как взгляды фэбээровцев не предвещали ничего хорошего.
Наклонившись ко мне, Карлсон спросил:
— А раньше вы их видели?
Я не ответил. Они ждали. Я не спешил, размышляя над вопросом. Ответом было «нет», но… откуда взялись снимки? Почему я не знал об их существовании? Кто сфотографировал Элизабет? Я пытался понять хоть что-нибудь по лицам агентов, однако те оставались непроницаемы.
Смешно, тем не менее бо́льшую часть наших знаний об окружающем мире мы черпаем с телевизионных экранов. Сведения о расследованиях, правах подозреваемого, допросах и перекрестных допросах, протоколах и юридической системе в целом льются на нас из сериалов типа «Закон и порядок». Дайте кому-нибудь в руки пистолет, попросите выстрелить, и он повторит то, что неоднократно видел по телевизору. Скажите человеку, что за ним хвост, и он поймет вас, потому что так выражаются герои его любимых фильмов.
Я поднял глаза и задал классический вопрос:
— Вы меня подозреваете?
— В чем?
— В чем-то. Вы подозреваете, что я совершил какое-то преступление?
— Туманный вопрос, док.
Да и твой ответ не точнее. Мне он, во всяком случае, не понравился. Пришлось вспомнить еще кое-что из кино.
— Я хочу позвонить моему адвокату.
Глава 10
Естественно, знакомого адвоката, специализирующегося на уголовном праве, у меня не было. Да и у кого он есть? Поэтому я позвонил Шоне из автомата в коридоре и объяснил ситуацию. Шона зря времени не тратила.
— У меня есть то, что нужно, — сказала она. — Сиди и жди.
Я вернулся в конференц-зал. Карлсон и Стоун были так любезны, что остались ждать со мной. Они коротали время, перешептываясь друг с другом. Прошло около получаса. Тишина нервировала, и я знал, что сыщики на это и рассчитывают, но не мог с собой справиться. В конце концов, я невиновен! Чем может навредить пара-другая слов?
— Мою жену нашли заклейменной, с буквой «К» на щеке.
— Простите? — вскинулся Карлсон и вытянул ко мне длинную шею. — Вы к нам обращаетесь?
— Мою жену заклеймили буквой «К», — повторил я. — После нападения на нас я попал в больницу с сотрясением мозга. Вы не можете думать… — Я замолчал.
— Думать что?
Слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
— Что я имею какое-либо отношение к смерти жены.
И в этот момент распахнулась дверь. В зал ворвалась женщина, которую я прекрасно знал по многочисленным телевизионным шоу. При виде ее Карлсон подпрыгнул, а Стоун прошипел: «Черт побери!»
— Мой клиент потребовал консультации? — без всякого вступления начала Эстер Кримштейн.
Положись на Шону — и все будет в порядке. Я никогда не встречал своего нового адвоката, зато частенько видел ее в роли «независимого эксперта» на всевозможных ток-шоу, а также ведущей собственную программу «Кримштейн против криминала». На экране Эстер Кримштейн выглядела стремительной и зубастой, как акула, и частенько разносила своих гостей в пух и прах. В жизни она оказалась еще более эксцентричной и напоминала тигрицу, которая в каждом собеседнике видит трепетную лань.
— Совершенно верно, — отозвался Карлсон.
— И что я вижу? Вы как ни в чем не бывало продолжаете его допрашивать!
— Он сам заговорил.
— Ну да, ну да.
Кримштейн рывком открыла кейс, выхватила блокнот и ручку, а затем швырнула их на стол:
— Напишите ваши имена.
— Что, простите?
— Ваши имена, красавчики. Забыли, как они пишутся?
Вопрос был вроде бы риторический, но Эстер явно ждала ответа.
— Нет, — пробормотал Карлсон.
— Помним, — добавил Стоун.
— Прекрасно. Напишите их вот здесь. Печатными буквами, пожалуйста. Когда в своем шоу я буду рассказывать, как вы попирали гражданские права моего клиента, то не хочу ошибиться.
Она наконец посмотрела на меня:
— Идемте.
— Подождите-подождите, — заторопился Карлсон. — Мы бы хотели задать вашему клиенту несколько вопросов.
— Нет.
— Нет? Прямо вот так?
— Прямо вот так. Вы не говорите с ним. Он не говорит с вами. Никогда. Все понятно?
— Все, — проворчал Карлсон.
Эстер повернулась к Стоуну.
— Да, — подтвердил тот.
— Умные мальчики. Вы не арестовали доктора Бека?
— Нет.
Она повернулась ко мне:
— Тогда чего мы ждем? Пойдем отсюда.
* * *
Эстер Кримштейн не произнесла ни слова, пока мы не уселись в ее лимузин.
— Куда вас подкинуть? — спросила она.
