– Давайте оставим его здесь, – предложил я. – Наш общий родственник быстро набирается, но так же быстро отходит. Держу пари, что через пару часов он будет в норме.
– Вам виднее, – пожал плечами голштинец. – Я слышал, что среди ваших новых подданных этот порок весьма распространен…
Меня почему-то задели слова герцога. В самом деле, что в оставленном мною будущем, что сейчас, все в Европе убеждены, что русские только и делают, что постоянно пьют водку, причем совершенно гомерическими порциями. Распространяют эти домыслы в основном поляки, которые, мягко говоря, тоже выпить не дураки.
– Чушь! – довольно грубо прервал я Фридриха. – Да посмотрите хоть на нас. Я – русский и вполне стою на ногах, а Ульрих – немец и набрался как последняя свинья.
– Не стану спорить, – ухмыльнулся мой собеседник, а я внезапно понял, что сморозил глупость. Ведь Никлотинги, к роду которых я имею честь принадлежать, несмотря на славянское происхождение, все-таки немцы, а храпящий на скамье князь – датчанин!
– Может быть, вернемся в танцевальный зал?
– Нет, – помотал я головой. – Там сейчас ужасный чад от светильников. Пожалуй, я лучше выйду на воздух.
– Вас проводить?
– Не стоит. Мы и так привлекли достаточно внимания. Возвращайтесь в зал и потанцуйте с какой-нибудь юной красоткой. Сделайте девушку счастливой.
– Пожалуй, я последую вашему совету, – засмеялся голштинец и, дружески кивнув мне на прощанье, ушел.
Я же прошел по узкому коридору к лестнице, поднявшись по которой оказался на большой открытой галерее. Вокруг не было ни души, и лишь доносившаяся снизу музыка указывала на то, что совсем рядом проходит многолюдный бал. Какое-то время я стоял неподвижно, подставив легкому ветерку разгоряченное лицо, и жадно вдыхал свежий ночной воздух.
Все-таки хорошо, что резиденция отчима находится именно здесь. В отличие от тесного и грязного Брауншвейга, в Вольфенбюттеле почти нет мастерских. Небольшой пригород, где они есть, находится с подветренной стороны, и смрад от них сейчас не досаждает. Разумеется, нечистоты, как и в прочих замках, сливаются прямо в ров, но вода в нем, слава богу, проточная от небольшой реки Окер, уносящей продукты человеческой жизнедеятельности подальше от носов и глаз изысканной публики. В общем, практически сельская идиллия… которую спешат нарушить чьи-то легкие шаги.
– Ваше величество, вы здесь? – слышу я голос фрау Мюнхгаузен.
– Как вы меня нашли?
– Сердце подсказало мне, – попыталась придать голосу томность Женевьева.
– Очень мило, что вы к нему прислушались и оставили бал, украшением которого являетесь!
– На самом деле мне нужно вам кое-что сообщить, – перешла на обычный тон моя собеседница.
– И что же?
– К вашему отчиму прибыл гонец от императора.
– Когда?
– Только что.
– Откуда вам это известно?
– Я подслушала, как герцог Август рассказывал об этом своему брату.
– Мне показалось, вы были заняты вашими поклонниками.
– Какая прелесть! – сложила она губки бантиком. – Вы ревнуете?
– Мадам!
Возглас подействовал, и фрау Мюнхгаузен, отставив на время попытки привлечь мое мужское внимание, принялась за рассказ:
– Герцог Юлий Эрнст отозвал меня в сторону, чтобы поинтересоваться, куда это вы подевались, и выразить свое неудовольствие. В этот момент и подошел ваш благородный отчим.
– И что же было в послании?
– Этого я не могу сказать. Они общались шепотом, и я почти ничего не слышала.
– Почти ничего?
– Ну да. Было ясно только, что император Фердинанд воспринял ваш приезд без восторга и опасается, что под лозунгами миролюбия вы пытаетесь сколотить союз протестантских князей против него.
– Это то, что вы «расслышали»?
– Не все, разумеется, – проигнорировала Женевьева мой скепсис. – Но, право же, нетрудно догадаться.
– О чем вы еще «догадались»?
– О том, что Август и Юлий Эрнст никогда вас не поддержат. Они заинтересованы в покровительстве Фердинанда.
– Вот как! И отчего же?
– Да потому что один из сыновей покойного Генриха Юлия еще жив и может претендовать на герцогский престол.
– Вы про принца Кристиана? Я слышал, что он сгинул где-то в Голландии.
– Вовсе нет. Он жив, здоров и пользуется все большей популярностью среди тамошних военных. К тому же он фанатичный лютеранин, в отличие от своих весьма умеренных в религиозных вопросах родственников.
– Странно. Матушка не говорила мне об этом обстоятельстве.
– Возможно, герцогиня Клара Мария не сочла это важным. К тому же она ведь тоже заинтересована, чтобы именно ее муж был полноправным герцогом.
Последний довод меня не то чтобы убедил, но какая-то доля истины в этом явно была. Все-таки майне либе муттер
[120], дай ей бог здоровья, женщина весьма предприимчивая. И пока состояние здоровья позволяло ей это, активно занималась политикой… Кажется, последнее предложение я сказал вслух, и быстро соображавшая Женевьева тут же поинтересовалась:
– А как здоровье герцогини? В последнее время она выглядит неважно.
– Благодарю, ей уже лучше.
– Значит, мне показалось, – продолжила тараторить француженка, не обращая внимания на мою сухость. – Просто с тех пор, как у вашего отчима служит новый придворный врач, ваша благородная матушка стала чаще болеть.
– Простите, что вы сказали?..
– Я? Ничего! Просто поинтересовалась здоровьем ее светлости, ведь если с ней что-то случится, то это станет большим горем для всех подданных…
– Чуть помедленнее, мадам. Вы что-то знаете об этом эскулапе?
– Ничего конкретного, – посерьезнела фрау Мюнхгаузен. – Просто ходят разные слухи…
– Какие слухи? Мне что, из вас информацию клещами тянуть!
– Ну, однажды его пациентом был старый, но еще крепкий барон, который внезапно умер, осчастливив тем самым своих наследников. Конечно, все мы смертны, но благосостояние мэтра Штайнмаера значительно улучшилось после того случая. Кроме того, к нему иной раз обращаются девицы, если их поражает один внезапный недуг с пищеварением…
– С чем? – удивленно переспросил я.
– Ну, бывает такое, – приняла постный вид Женевьева. – Ест девушка как обычно, а живот растет…
– Понятно. Да, я слышал о подобном недомогании, но думал, что при нем обращаются за помощью к деревенским бабушкам, склонным собирать травы и готовить из них разного рода снадобья.
