– Гхм. Здравствуй, красавица!
– Ишь ты, – ухмыляется беззубым ртом хозяйка. – За «красавицу» спасибо. Давно меня так не называли. Куда путь держишь?
– По делам ехал.
– По каким таким делам? В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит.
– Так то – хороший. В царских рейтарах я служу. А там не спрашивают, кто чего хочет. Велено – и все тут!
– И как же ты забрел в нашу глухомань?
– Видать, с пути сбился. И вообще, бабушка… ты, прежде чем расспрашивать, сначала накорми, напои, а только потом любопытствуй.
– Вот тебе раз! – всплеснула руками старуха. – Только что была красавица, а теперь стала бабушка!
– Что поделаешь, жизнь-то скоротечна! – философски ответил я, и взгляд сам собой наткнулся на большую лопату, которой в печь ставят хлеб.
Волей-неволей вспомнился эпизод сказок, когда добра молодца на чем-то похожем пытаются засунуть в духовку. Хозяйка, кажется, сообразила, о чем я подумал, и плотоядно ухмыльнулась.
– Испугался? – расплылась в мерзкой улыбке старая ведьма.
– Небось подавишься, – хмыкнул я в ответ, но рука сама собой схватилась за то место, где обычно находится рукоять кинжала.
– В сенях твое оружье, – правильно поняла намек Баба Яга или как там ее зовут.
– А конь?
– А коня уже съела!
– Значит, не голодная!
– Ой, я не могу! – засмеялась хозяйка избушки. – Всяких за свою жизнь повидала, но такого не приходилось. Только вот коня у тебя не было.
– Разве?
– Точно тебе говорю, касатик.
– Ну не было, так не было!
– Чудной ты. То была у тебя лошадь, то не была. Скажи лучше, что ищешь в нашей глухомани?
– Да так, девушку одну.
– Почто?
– Хочу отговорить постриг принимать.
– Ишь, Христову невесту, значит, решил с пути сбить?
– Не так все! – с досадой отозвался я. – Только, боюсь, не смогу объяснить тебе, поскольку сам ничего не понимаю.
– Ох и странный ты – ведь знаешь все, а делаешь вид, что невдомек тебе.
– Ты о чем?
– Ты ведь из тех, кто свою прошлую жизнь помнит?
– Откуда знаешь?
– По лицу вижу.
– Ну, допустим, и что?
– А то! Была эта девка в той твоей жизни?
– Была.
– И что у тебя с ней было?
– Ничего. За другого она замуж вышла.
– Вот-вот. Тогда ты по ней сох, теперь она по тебе. Все справедливо.
– И что делать теперь?
– У тебя что, дел никаких нет? – вопросом на вопрос ответила старуха.
– Куда там! – скривился я. – Этого добра у меня – за три жизни не переделать.
– Вот и займись делом, а не по лесам за девками шастай. Своей судьбы еще никто не избегнул, и вам с ней не дано.
– И какая же у нас судьба?
– У тебя своя, у нее своя.
– Стало быть, не бывать нам вместе?
– Как знать, милай! – усмехнулась она в ответ. – Ты бы лучше собирался. А то друзья твои обыскались уже.
– А ты откуда знаешь?
– Да уж знаю!
Последние слова Бабы Яги донеслись до меня как из другой комнаты, а потом и вовсе все затихло, и мир вокруг меня погрузился в полную темноту. Иногда в ней возникали какие-то непонятные образы, в которых иногда угадывались жена, дети, Алена с Машкой, затем странная хозяйка, неожиданно превратившаяся в черную кошку.
– Мяу! – нагло сказала она мне.
– Хренамяу! – сердито отозвался я и хотел было запустить в наглое животное чем-нибудь тяжелым, но ничего не попалось под руку.
– Живы, слава богу! – раздался совсем рядом обрадованный голос Корнилия, и я, с трудом продрав глаза, увидел столпившихся надо мной людей, в одном из которых узнал своего телохранителя.
– А что со мной сделается? – удивился я и попытался встать.
Попытка оказалась не особо успешной, поскольку тут же ужасно заболела голова, и я в изнеможении опустил ее обратно.
– Да кто же знает, что с вами может сделаться! – рассердился Михальский. – Скажите ради всего святого, какая нелегкая вас сюда понесла?
– Не знаю… а где это я?
Литвин недоверчиво взглянул в мои честные глаза и, поняв, что не вру, укоризненно покачал головой:
– В небольшой деревушке в Лужниках. Не представляю, каким образом вы сюда добрались, и уж тем более не могу понять, как ухитрились миновать охрану…
– Слушай, дай лучше попить, а то во рту совсем пересохло…
– Вот, пожалуйста, – появилась из-за спины телохранителя какая-то женщина, чем-то неуловимо похожая на Бабу Ягу, но моложе и опрятно одетая, и подала мне ковш с удивительно вкусным квасом.
– Спаси Христос, – поблагодарил я хозяйку, с сожалением возвращая пустую посуду. – Не дали пропасть от жажды.
– Не за что, – с мягкой улыбкой ответила та.
– Верно, государь, – усмехнулся Михальский. – Эта добрая женщина действительно спасла вас. Сначала затащила к себе в дом, а затем позвала на помощь нас. Но я все же не понимаю: как вам удалось пройти мимо охраны?
– Не бери в голову, я в молодые годы от святой инквизиции ухитрился ускользнуть. Так что ничего удивительного.
– Вот холера, пся крев!
[21] – не то порицая, не то хваля, отозвался Корнилий, от волнения перейдя на польский.
– Где он?! – с ревом ввалился в избу еще один мой ближник.
– Никита, что ты так орешь? – поморщился я от шума.
– Спасибо тебе, Господи! – размашисто перекрестился Вельяминов. – Ведь пол-Москвы на ушах стоит, а ему хоть бы хны.
– Да потише ты, бугай на выгуле! Башка болит.
– Нешто выпил без меры? – обеспокоился окольничий. – Коли так, похмелиться надо, а это мы мигом…
– Нельзя ему пить! – тут же вмешалась хозяйка дома.
– Откуда знаешь? – насторожился Михальский.
– Вижу так.
– Знахарка, что ли?
– Вроде того.
– И что с государем приключилось?
– Отравился он.
– Что?! Кто посмел, говори быстрее…
– Да никто. Хлеб он худой ел, вот и отравился. Хорошо хоть немного, а то и до Антонова огня недалеко.
– Правда? – недоверчиво посмотрел я на женщину.
