Тропы песен (термин, предложенный в 1940-х годах учеными-этнографами и популяризованный в 1980-х годах английским путешественником Брюсом Чатвином) — это загадочная духовная система, тысячелетиями передающаяся среди коренных народов из поколения в поколение
[46]. Песенная тропа представляет собой путь, который Предок из времени сновидений — эму, валлаби, динго, марлу — прошел по континенту в древности, сотворяя окружающий пейзаж. Тысячи песенных троп, пересекаясь друг с другом, протянулись по Австралии, как нити гигантской сети: по пустынному, безлюдному аутбэку, вдоль скалистого побережья, через тенистые леса; некоторые из них проходят из одного конца материка в другой. Тропа песен — это дорога, своего рода маршрут на карте, который позволял коренным жителям совершать паломничество по священным местам; в то же время (и это противоречит современным представлениям о времени и пространстве) тропа песен — это история, сага о священном пути Предка. Представьте себе, что Библия, или Илиада, или Махабхарата были бы не книгами, а системой пешеходных троп, и их не читали бы, а проходили от начала до конца; вдобавок эти истории вы должны были петь, а ритм «повествования» зависел от скорости шага и рельефа местности. О песенных тропах редко рассказывают приезжим, и, хотя Хэмлеты согласились провести меня по тропе песен марлу, о многом они умалчивают: некоторые знания утрачены, а некоторые слишком священны, чтобы рассказывать о них посторонним.
Ритуальное паломничество по песенной тропе к Уилги-Миа занимало, как правило, несколько недель и разворачивалось подобно длинному, отрепетированному танцу. Охотники за охрой (всегда небольшая группа мужчин; женщинам не разрешалось входить в охренные шахты) приходили издалека, преодолевая расстояния в сотни миль. Продвигаясь согласно ритму, заданному песенной тропой марлу, они пропевали историю предка, рассказывая о каждом испытании и приключении. Ближе к шахте, когда становились видны следы охры — красные кляксы, свидетельства о прошлых экспедициях, — ритуал достигал кульминации, события делались всё более динамичными и разнообразными.
Рассказ 1904 года об экспедиции за охрой на шахту Еркинна в Южной Австралии позволяет составить четкое представление о том, как был бы организован путь в Уилги-Миа. Члены экспедиции — мужчины из племени куяни — шли по песенной тропе пять недель.
На последнем отрезке пути они постились, не притрагиваясь к пище и воде, затем сбривали каждый волосок на теле и умащивали торс жиром игуаны. Последнюю ночь перед тем, как достигнуть цели, путешественники не спали, они ликовали и плясали, а с наступлением рассвета рысью отправлялись ко входу в шахту. Если какая-то часть ритуала не соблюдалась, последствия могли быть страшными. В 1870-х годах группа, направлявшаяся к шахте Еркинна, немного отступила от протокола; когда они вошли в шахту, на них обрушился потолок. Спасся один мужчина, остальные погибли и были погребены в красной охре. Согласно общему мнению, духам-хранителям шахты — своего рода местным мондонгам — было нанесено оскорбление, и они покарали виновных.
Уилл Хант
МЫ ОТПРАВИЛИСЬ К ДАЛЬНЕМУ КРАЮ ДОЛИНЫ, вдоль обрыва; нас сопровождала огромная туча мух. Оскар нырял в кусты вслед за ящерицами. Из щели между валунами, широко размахивая крыльями, выпорхнула белая сова. Мы пробыли в пути недолго, и в какой-то момент Гордон опустился на четвереньки и полез в небольшой альков, подав мне знак следовать за ним.
«Черт тебя возьми», — сказал я, пробираясь в темную расщелину. Было слышно, как снаружи Кенни и Мадди громко смеются надо мной.
Давным-давно один из коренных жителей приложил руку к камню, предварительно набрав в рот охры, и брызнул ею, оставив на стене отпечаток ладони. Я подобрался поближе.
«То кровь марлу», — произнес Мадди.
Двигаясь дальше, мы осмотрели другой альков, обнаружив еще один отпечаток ладони. В следующей пещере — еще два отпечатка, один с изогнутым большим пальцем. Вот мы с Мадди уже бежим по краю обрыва. Мы нашли десятки отпечатков. Под кустом отыскался шлифовальный камень, заляпанный охрой. В гроте, образованном нависающей скалой, — симметричный рисунок: два обведенных охрой бумеранга, округленными краями друг к другу. Везде следы путешественников, идущих этим маршрутом; каждое их движение запечатлено в охре, словно кто-то тряс над землей огромной кистью, обмакнутой в красный цвет.
В одном месте я оказался совсем рядом со стеной, на которой был такой рисунок, и заприметил неподалеку горстку сучков, аккуратно сплетенных в лукошко наподобие птичьего гнезда. Встав на четвереньки, я попытался подобраться к нему поближе, но меня остановил быстрый шепот Кенни:
«Оставь, не трогай!»
Обернувшись, я увидел, что Кенни, Гордон и Мадди смотрят на меня безмолвно и сурово.
Уилл Хант
«Это пусть местные разбираются», — сказал Мадди.
Вечером, когда мы сидели у костра в низких зарослях акации, Кенни поведал мне историю о связке сучков. Несколько лет назад, говорил он, его кузен Брайан шел вдоль обрыва неподалеку от старинной шахты и обнаружил похожую связку сучков, крепко сплетенных друг с другом. Он захотел рассмотреть ее, вытащил из алькова, повертел в руках. Попытался положить на место, но оказалось, что нечаянно потревожил святыню. В ту ночь, продолжал Кенни, Брайан заболел и попал в больницу. Он не вставал с кровати три недели.
«Это мондонги постарались?» — спросил я. Но даже задав вопрос, я почувствовал его глупость и бестактность и прикусил язык на последнем слове.
Кенни не ответил и даже не подал виду, что услышал меня.
ВСЁ ТО ВРЕМЯ, что люди добывали из земли минералы, и до недавних пор разработка месторождения считалась религиозным мероприятием, которое надлежит проводить со всеми положенными ритуалами и церемониями. В разных древних культурах подземные камни и руды называют зародышами, растущими в теле земли. По мере того как геологические эпохи медленно сменяли друг друга, эти природные материалы развивались и множились, созревали и формировались в теплой земле. В Древней Месопотамии — например, в Ассирии — минерал обозначали словом «ку-бу», которое также переводится как «плод» или «зародыш». Индейцы чероки считали, что кристаллы обладают разумом, и «кормили» их кровью животных. В свою очередь, добыча минералов из недр земли рассматривалась как религиозное преступление, сродни вырыванию внутренностей из тела. С самой минуты спуска под землю с инструментом человек нарушал священный порядок, открывая дорогу духовным терзаниям.
До начала Нового времени почти у каждой шахты был свой «Дух Земли»: привередливое существо, иногда благоволящее, но чаще мстительное
[47]. В шахтах Украины бродил Шубин, призрак в овчинном тулупе, который мог указать шахтерам самые богатые жилы или же вызвать аварию с человеческими жертвами. По поверьям немецких шахтеров, в шахтах обитали злопамятные гномы и тролли, которые заставляли минералы ярко сверкать в темноте, чтобы ослепить всякого, кто подходил ближе. В Британии это были ноккеры — человечки ростом в два фута: стуча по стенам, они заманивают шахтеров под землю, а потом выпускают в подземелье ядовитый газ. Никто не отваживался добывать камень или руду из-под земли, предварительно не проведя непростые переговоры с этими существами. Рабочие серебряных рудников в Боливии потчевали Эль-Тио сердцем ламы, коренные жители Австралии одолевали большие расстояния по песенным тропам, шахтеры в других частях света также устраивали сложные церемонии задабривания. Разработка новой шахты не обходилась без священников и шаманов, у входа возводили святилища и храмы: здесь убивали жертвенных животных. У западноафриканского народа манде шахтеры несколько дней избегали общества людей, постились и воздерживались от супружеских отношений, чтобы очиститься, и только после этого спускались под землю.
