Мы остановились ненадолго, и Брендан извлек откуда-то фрагмент охры. Протянул мне, но я опасался к нему прикасаться.
«Всё нормально, — сказал Брендан. — Старик попросил найти тебе хороший кусок».
Охра была мягче на ощупь и легче по весу, чем я ожидал. Я сжал подарок в руках, и он мгновенно рассыпался в мельчайший порошок, по консистенции как румяна в пудренице. Я растер его ладонями, помял пальцами — он светился на моей коже.
На половине пути мы остановились на козырьке, ровно на краю «сумеречной зоны», куда еще долетал свет от входа над нами, а внизу простиралась чернота. Из глубины поднимался густой запах помета летучих мышей.
Рядом с нами на козырьке лежала туша кенгуру с темно-фиолетовыми пятнами на ломкой коже, — тот самый марлу, о котором всё это время рассказывали истории.
«Они забегают сюда в поисках воды, — объяснил Брендан, — а потом не могут выбраться».
Прежде чем двинуться дальше, Брендан ненадолго оставил меня одного, а сам исчез в темном углу шахты, потом вернулся, держа в руках деревянную палку. Она была цвета человеческой кости, старинная, с поверхностью, отполированной годами прикосновений. Однажды, сообщил Брендан, он осматривался в шахте и нашел эту палку в расщелине, где ее, похоже, оставили намеренно. Он полагал, что ею копали землю его предки, использовали как инструмент для отбивания охры со стен. Он вернул палку в тайник, и мы продолжили спуск, вниз в «темную зону», где поют мондонги.
Брендан знаком попросил меня включить налобный фонарь. «Надеюсь, парень, ты не клаустрофоб», — сказал он.
Продвигаясь дальше в темноту, мы вышли на дорогу, которой ходили горняки в древние времена. Ритуал совершался узким кругом знатоков — жрецов охры, которые специальным обрядом посвящались в «законы охры». Жрецы сопровождали посетителей, которые уже прошли по тропе песен, поговорили во сне с марлу, тем самым «открыв дорогу». Их проводили по длинному туннелю в красное сердце шахты. В прошлом потолок шахты (вход, через который спустились мы с Бренданом) был закрыт, за исключением небольшого отверстия, пропускавшего тонкую полоску света. Пока посетители ждали, жрецы охры спускались на глубину, по ходу пласта. Каждый держал инструмент для копки — возможно, те самые палки, одну из которых Брендан обнаружил в тайнике внутри стены. Глубоко под землей они осторожно вырубали охру из стен. Затем они собирали отбитую охру, перемешивали ее с водой и скатывали в большие комья, чтобы доставить посетителям. Поднявшись на поверхность, жрецы охры поворачивались и выходили из шахты спиной, заметая свои следы веткой с листвой, чтобы скрыть их от мондонгов.
Мы пробирались через узкие туннели каменоломен, то опускаясь на корточки, то нагибаясь. Охренная пыль пропитала нас вплоть до ногтей и глазных век. Становилось всё жарче, воздуха было всё меньше, запах помета делался всё более гнетущим. Я слышал шелест крыльев: над нашей головой туда и сюда сновали летучие мыши. На стенах виднелись насечки — здесь горняки когда-то добывали охру.
На минуту мы остановились и сели, прислонившись к стене туннеля. Я чувствовал, что Брендан сидит рядом со мной, в темноте, мы оба напряжены и молчим, оба прислушиваемся, нет ли мондонгов.
Прошло несколько минут, и Брендан покачал головой. «Не сегодня, — сказал он. — Они оставляют нас в покое».
Я кивнул. Я не услышу, как поют мондонги.
Но здесь, на глубине, в темноте, где все движения скрадывала охра, я чувствовал их присутствие — точно так же, как чувствовал присутствие Эль-Тио и всех древних «Духов земли», которые когда-то сторожили шахты по всему миру. Я чувствовал, другими словами, ту самую особого рода тревогу, из которой рождались эти духи. Осознание того, что ты спустился в священное место, с инструментом в руке, которым будешь вырубать куски из земли, но также и отрубать части живого тела, отрубать, чтобы добыть старинный материал, загадочный, уникальный и редкий, вещество из иного мира, а затем поднимать эту странную субстанцию из темноты наверх, к свету, — всё это вызывало смятение чувств.
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, ранним утром, после кофе в трейлере в обществе Колина, Доун и Бэйби, я покинул Уэлд-Рейндж и отправился в сторону Кью. По пути мне встретился огромный грузовик, который с шумом ехал в сторону холмов. Это была машина Sinosteel, первая из автоколонны, направлявшаяся в небольшой лагерь, который компания успела разбить на месте, с другой стороны холмов от Уилги-Миа. Горнодобытчикам не терпелось начать: разрешение было получено уже давно, и они отставали от графика на много лет. Sinosteel сталкивалась с задержками и неурядицами буквально на каждом шагу: то отменяли финансирование, то рушилась инфраструктура, то местные политики отказывались от своих обещаний. Никто не сомневался в том, что однажды по этой дороге с ревом проедут буровые машины и начнут кромсать землю; но когда я покидал долину холмов, стряхивая с ладоней красную охру, попавшую в кожные складки, всё представлял себе, как мондонги снуют по Уэлд-Рейндж, всеми силами стараясь помешать шахтерам, которые не соблюдают законов, забыли о своей роли хранителей земли и не чтут старинных обычаев.
Глава 5
КОПАТЕЛИ
Углубляясь в недра земли, фантазия не знает предела
[49]
ГАСТОН БАШЛЯР. «ПОЭТИКА ПРОСТРАНСТВА»
Как-то раз в начале 1960-х годов житель северо-восточного Лондона по имени Уильям Литтл решил вырыть под своим домом погреб. Литтл, поджарый человек с острым подбородком, инженер по профессии, однажды взял в руки лопату, спустился в подвал и начал подкапывать стены. Несколько часов он выгребал влажную землю и отбрасывал ее в сторону, пока наконец у него не получилось достаточно вместительное углубление для винного погреба. Но на этом наш герой не остановился. Вероятно, ему нравился ритм работы, стук лопаты, запах глины, — а возможно, им руководили другие мотивы. Как бы то ни было, Литтл продолжал копать. Без устали. И копал он на протяжении сорока лет.
Соседи Литтла, жители лондонского боро Хакни, смотрели, как раз за разом он вывозил на тачке мусор из своего подвала, сваливая его в кучу у себя на заднем дворе. Поначалу люди шутили, что он, вероятно, строит подземный бассейн, — но шли годы, Литтл продолжал копать, и шутки стихли. По мере того как в саду вырастала гора земли, дом приходил в запустение: в разбитые окна не вставляли новых стекол, фасад порос лозой, прохудилась и местами обрушилась крыша. Литтл носил, не снимая, один и тот же засаленный пиджак и отрастил бороду, как у Логана в фильме «Росомаха». Соседи утверждали, что по ночам он прорывает туннель под их садом, шумит и скребется, как зверь.
В 2006 году тротуар перед домом Литтла ушел под землю. Представители городского совета, прибывшие разобраться в ситуации, обнаружили в подвале дома огромный лабиринт из земляных туннелей. Он состоял из нескольких уровней, уходил на тридцать футов в глубину и на шестьдесят в других направлениях. Некоторые туннели были низкие и узкие, другие — большего размера, укрепленные бытовыми приборами, поставленными один на другой. Кто-то из посетителей (того времени) сказал, что Литтл превратил свой подвал в «гигантский муравейник». Дом признали аварийным, и Литтла переселили в муниципальную квартиру в многоэтажке. Жилье ему предоставили на последнем этаже, чтобы у человека больше не возникало соблазна прокладывать подземные тропы.
