Однажды ночью — мы находились неподалеку от Нью-Йоркской военно-морской верфи в Бруклине — Стив огородил канализационный люк оранжевыми строительными конусами и с помощью железного крюка открыл крышку, из-под которой вырвалась струя пара. Мы спустились вниз, попеременно хватаясь за очередную липкую ступеньку лестницы, и спрыгнули в коллектор: он был около двенадцати футов в высоту, в центре журчала зеленоватая вода. Воздух был теплым; мои очки моментально запотели. Я на минуту остановился: мне преградили путь длинные, склизкие нити бактерий, свешивающиеся с потолка (исследователи подземелий любовно называют их «сосульками из соплей»), — но в целом коллектор не произвел столь отталкивающего впечатления, к которому я был готов. Здесь пахло не фекалиями, а скорее землею, как в сарае на старой ферме, где хранятся удобрения. В свете фонариков были видны глинистые отмели, похожие на песчаный берег реки; на них росли крошечные колонии грибов-альбиносов. В сезон миграции здесь плавали угри.
Стив Данкан
С зеленым потоком, сообщал Стив, смешивается ручей Уоллабаут, впадающий в одноименную бухту в том месте, где сейчас расположена военно-морская верфь. Ручей виден на карте 1766 года, но с ростом города и появлением новых районов его загнали под землю, и он стал невидимым.
Видимый всем Нью-Йорк ежедневно предстает перед нами как примитивное и неутомимое существо: грохочущее, рычащее, извергающее пар и толпы людей из разных своих частей. Но здесь, в подземелье, когда под моими ногами тихо журчал один из его древних ручьев, этот зверь казался умиротворенным, даже ранимым. Встреча с новой его ипостасью была очень интимной и даже вызывала чувство стыда, словно я наблюдал за спящим.
Было уже больше трех часов утра, когда по той же лестнице мы вылезли из люка на холодный, бодрящий воздух города. Проезжавший мимо велосипедист резко свернул в сторону, чтобы избежать столкновения. Его занесло, он развернулся к нам лицом. Переводя дух, он спросил: «Ребята, вы кто такие?»
Стив распрямился, выпятил грудь, как будто выходил на сцену, потом откинул голову назад и продекламировал строки Роберта Фроста:
Ручей в канализацию загнали,
В бетонную вонючую тюрьму,
В которой век течь суждено ему,
Чтоб люди новые о нем не знали.
Примерно он наказан ни за что…
[7]
Тоннель под Атлантик-авеню; © Bob Diamond
С каждым спуском в подземелье город раскрывался мне с новой стороны; выдавал очередной свой секрет, чтобы заманить еще глубже. Когда я ехал в метро, то смотрел из окна и фиксировал расположение проемов в стенах, которые потенциально могли вести на заброшенные платформы, или «станции-призраки», как их называют граффитисты. Я прослеживал течение подземных ручьев и искал места, где, приложив ухо к канализационной решетке, можно было услышать лепет воды под поверхностью земли. В моем платяном шкафу гордо занимали свое место бродни и пропитанная грязью одежда, а в рюкзаке всегда лежал налобный фонарик. Я стал передвигаться по городу всё медленнее и медленнее, останавливаясь, чтобы заглянуть в вентиляционные шахты метро, канализационные люки и котлованы, пытаясь собрать единую картину его «внутренностей». Моя когнитивная карта Нью-Йорка теперь напоминала коралловый риф, испещренный потайными впадинами, секретными проходами и невидимыми углублениями.
Некоторое время я передвигался по городу в состоянии, близком к трансу, представляя себе, что каждый колодец, каждый темный лестничный пролет и уличный люк — это портал на другой уровень города. Я обнаружил дом из темного песчаника в районе Бруклин-Хайтс, который внешне ничем не отличался от своих соседей по кварталу, за исключением двери из промышленной стали и завешенных окон: то была замаскированная вентиляционная шахта, ведущая прямо в метро. На Джерси-стрит в Сохо я нашел старый люк, который вел в старинный туннель под названием Кротонский акведук. Здесь в 1842 году четверо мужчин спустили на воду небольшую деревянную шлюпку «Кротонская дева» и в кромешной тьме отправились в подземное путешествие длиною сорок миль, от хребта Катскилл
[8] до Манхэттена. Я посетил железнодорожный туннель под бруклинским Атлантик-авеню; он был заброшен в 1862 году и вновь открыт в 1980-м, когда местный житель по имени Боб Даймонд, парень девятнадцати лет, спустился в люк и обнаружил это гигантское, гулкое пространство. (Открытие вызвало лихорадочный, хотя и недолгий интерес горожан; на какое-то время эта улица стала меккой для фотографов, страстно желавших запечатлеть, как юный Боб пробирается по забытому туннелю.) На одном из островов Бронкса я присоединился к группе кладоискателей, разыскивавших сверток с выкупом, который якобы зарыл там похититель сына Чарльза Линдберга
[9]. Я проверял слухи, утверждавшие, будто в системе метро есть потайные погребальные комнаты, стены которых были украшены росписью, которой несколько сотен лет; там якобы так давно не ступала нога человека, что, если повысить голос, с потолка посыплется песок. В Мидтауне
[10] я искал старинное здание, в подвале которого, по преданию, находился специальный лаз, выходящий к реке, вернее, к постоянному месту рыбалки местных пенсионеров. Я так часто рассказывал друзьям о своих вылазках, что они уставали всё это слушать. На прогулках по городу они только вздыхали, когда я начинал перечислять всё, что находится под нашими ногами прямо сейчас. Но теперь я уже не мог остановиться.
Стив Данкан
Дальнейшие путешествия стали настолько рискованными, что даже меня самого удивляло собственное безрассудство. Глубокой ночью, добравшись до конца платформы метро, я перешагивал знак, запрещающий заходить дальше, пробирался по козырьку, потом спрыгивал на пути; там было темно, как в дымоходе, а летом еще и жарко, как в доменной печи. Поначалу я спускался в подземелье вместе с кузеном Расселом: двигаясь перебежками в темноте, мы чувствовали легкое движение воздуха, которое сменялось низкочастотной вибрацией под нашими ногами. «Поезд», — шептал кто-то из нас. Мы слышали, как срабатывал переводной механизм, после чего из-за поворота показывался огромный прожектор, высвечивающий стену туннеля: мы спешно залезали на козырек, потом втискивались в нишу, служившую запасным выходом, а в это время мимо нас с ревом проносился состав, вызывая воздушную волну, которая могла сбить человека с ног. Вскоре я стал спускаться в одиночестве, то были спонтанные вылазки, вызванные минутным желанием. Вечерами, ожидая поезд после вечеринки или долгой работы в библиотеке, я мог видеть, как он приближается к платформе, но в последнюю секунду я принимал решение не заходить в вагон и следовал за ним в темный туннель. Не раз я чудом уходил от опасности и столкновения, видел синие искры, вылетающие из-под колес мчащейся глыбы, и от шума на время терял слух. Поздно вечером я шел домой, не чувствуя земли под ногами. Щеки покрывала металлическая пыль: я оставался самим собой и одновременно наблюдал себя со стороны, будто проснувшись во время сновидения.
