Чилдэн задумался.
«Нет. Нужно выяснить все до конца. Но прежде всего надо заставить Рэя Калвина возместить убытки. И еще раз обратиться в университетскую лабораторию. Пусть проверят весь товар.
Но… вдруг они установят, что я торгую одними подделками?
М-да… Проблема.
Остается одно, – мрачно подумал он, – идти к Рэю Калвину. Взять за грудки. Вытрясти всю правду. Может, он тут ни при чем. А может, наоборот. Не важно. Сказать ему: «Еще одна подделка, и я у вас больше ничего не куплю!»
Пусть он несет убытки, – сказал себе Чилдэн. – Он, а не я. Если станет ерепениться, я обойду все магазины и погублю его репутацию. Почему я должен быть козлом отпущения? Пускай те, кто заварил кашу, сами ее и расхлебывают. Но действовать нужно очень осторожно. И ни слова посторонним».
Глава 5
Телефонный звонок Рэя Калвина озадачил Уиндэма-Мэтсона. Он ничего толком не понял – отчасти из-за сбивчивой речи Калвина, отчасти потому, что тот позвонил в полдвенадцатого ночи, когда Уиндэм-Мэтсон развлекался с дамой в своем номере отеля «Муромачи».
– Вот что, дружище, – сказал Калвин, – мы возвращаем вам последнюю партию товара. Вернули бы и остальную дрянь, если бы уже за нее не заплатили.
Естественно, Уиндэму-Мэтсону захотелось узнать, в чем дело.
– В том, что весь ваш товар – дерьмо. Сплошная туфта.
Уиндэм-Мэтсон оторопел.
– Но ведь вы знали, Рэй, вы всегда были в курсе! – Он оглянулся. Женщины поблизости не было, наверное, ушла в спальню.
– Да, я знал, что вы штампуете подделки, – сказал Калвин. – Но речь о другом. О паршивом качестве вашего товара. Мне наплевать, стреляли из револьвера, который вы мне продаете, в Гражданскую войну или нет. Для меня важно, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что это кольт сорок четвертого калибра, такой-то номер по каталогу. Чтобы комар носу не подточил. Вы знаете Роберта Чилдэна?
– Да. – Фамилия была знакомой, хотя в эту минуту Уиндэм-Мэтсон не мог вспомнить, кому она принадлежит. Какому-то дельцу.
– Сегодня Чилдэн приперся ко мне в контору. Он только что ушел, я звоню из конторы, не из дому. В общем, долго бушевал. Он вне себя от злости. Будто бы некий важный япошка – адмирал, ни больше ни меньше – не то приходил к нему, не то присылал своего человека. Чилдэн кричал о сделке на двадцать тысяч. Тут он, конечно, хватил через край, но в остальном я верю: к нему приходил япошка, хотел что-то купить, одним глазком взглянул на ваш кольт сорок четыре, убрал деньги и ушел. Что вы на это скажете?
Сказать Уиндэму-Мэтсону было нечего, но он сразу подумал о Фрэнке и Маккарти. Не их ли рук дело? Но зачем им понадобилось пугать Чилдэна? Его охватил суеверный страх. Как они пронюхали, куда ушел револьвер, сработанный еще в феврале? Как они поступят теперь? Пойдут в полицию? Или в газеты? Или даже в муниципалитет Сакраменто к «буратино»? Кошмар! Всего этого можно было бы не опасаться, не выгони он Фрэнка… Он не знал, как ответить Калвину – долго бормотал какие-то оправдания, пока наконец не сумел закруглить беседу. Положив трубку, Уиндэм-Мэтсон осознал, что Рита давно вышла из спальни и слышала почти весь разговор. Женщина нетерпеливо расхаживала по комнате в комбинации из черного шелка. По ее плечам в редких крапинках веснушек рассыпались светлые волосы.
– Позвони в полицию, – предложила она.
«А что, – подумал он, – может, я еще дешево отделаюсь, заплатив им тысчонку-другую. Они не откажутся. Наверное, это как раз то, чего они добиваются. У таких парней аппетит невелик, две тысячи кажутся им большими деньгами. Ну да – вложат их в свое дело, прогорят и через месяц окажутся без гроша в кармане. И снова…»
– Нет, – ответил он.
– Почему? Вымогательство – это преступление.
«Ей трудно понять, – подумал Уиндэм-Мэтсон. Он привык платить тем, кто много знает, так же как привык нести производственные расходы. Да и сумма на сей раз невелика. – Но в чем-то она права».
«Я заплачу им две тысячи, – решил Уиндэм-Мэтсон. – А еще свяжусь со знакомым инспектором Департамента гражданских дел. Пусть посмотрят, нет ли у них чего-нибудь на Фрэнка и Маккарти. На тот случай, если они снова придут попрошайничать.
Кто-то мне говорил, что Фрэнк – жид, изменивший форму носа и фамилию, – вспомнил он. – Тем лучше, надо только известить германское консульство. Чего проще. Консул потребует у япошек выдачи Фрэнка, и как только этот содомит окажется за демаркационной линией, его затолкают в газовую камеру. Кажется, в Нью-Йорке остались лагеря. Лагеря с печами».
– Удивляюсь, – сказала Рита, пристально глядя на него, – как можно безнаказанно шантажировать такого крутого парня.
– Ничего удивительного, – рассеянно ответил Уиндэм-Мэтсон. – Если хочешь знать, весь этот чертов бизнес, связанный с историей, – сущая чепуха. Просто япошки – ослы. Сейчас докажу. – Он встал, подошел к кофейному столику и вернулся с двумя зажигалками. – Вот, взгляни. Они похожи как две капли воды, правда? Но историческую ценность имеет только одна. – Он ухмыльнулся. – Держи. Пойдем дальше. На рынке одна из них стоит тысяч сорок – пятьдесят.
Женщина схватила зажигалки и стала вертеть в руках.
– Ну? – подзадорил ее Уиндэм-Мэтсон. – Видишь отпечаток времени?
– Какой еще отпечаток?
– Так говорят о вещах, имеющих историческую ценность. Слушай дальше. Одна из этих зажигалок лежала в кармане Франклина Рузвельта в момент его убийства. А другая – нет. Одна имеет историческую ценность, причем невероятную. Другая и выеденного яйца не стоит. Ну, ты чуешь разницу? – допытывался он. – Нет, ничего ты не чуешь. Нет тут ни «ореола загадочности», ни «дыхания эпохи».
– Вот это да! – восхитилась Рита. – Неужели и вправду одна из них была у Рузвельта в кармане?
– Да. И я знаю которая. Понимаешь теперь? Все это жульничество, люди обманывают сами себя. Скажем, твой пистолет побывал в какой-нибудь знаменитой битве, например при Маас-Аргоне, но если ты об этом не знаешь, то и пистолет кажется тебе самым обыкновенным. Историческая ценность – здесь! – Он постучал себя по лбу. – В голове, а не в пистолете. Я тоже был коллекционером. В сущности, поэтому и занялся нынешним бизнесом. Собирал ранние марки британских колоний.
Сложив руки на груди, женщина стояла у окна и смотрела на огни Сан-Франциско.
– Не погибни он, мы бы выиграли войну, – задумчиво произнесла она. – Так говорили мои родители.
– Так вот, – продолжал Уиндэм-Мэтсон, – представь, что в прошлом году кто-нибудь… не важно кто, хотя бы правительство Канады, – обнаружил клише старинных марок. И не только клише, но и краску. И запас…
– Я не верю, что одна из этих зажигалок принадлежала Рузвельту, – перебила его Рита.
Уиндэм-Мэтсон хихикнул.
– В том-то и дело! Мне придется доказать это с помощью документа. Понимаешь? Вещь не говорит сама за себя, ее ценность должна подтверждаться бумагой. А следовательно, вся возня с историческими редкостями не имеет смысла. Это массовый самообман.
