От выпитого коньяка захотелось есть, он зашел в пельменную, где разливали и водку. Здесь они не раз сиживали с Мишкой Романовым.
Возвращался в общежитие вечером, мороз прижал за двадцать, и Белов здорово окоченел, но и протрезвел. Тревога вдруг охватила, показалось, не одыбает
[148] до завтра. Пошел в душ, побрился и лег в кровать. Уснуть опять не получалось. Николь, Фролыч, Макаров, перед всеми он был виноват по уши… Мишка Романов… он уже ничего не мог о них думать. Их образы вызывали только тяжесть в душе. Он не знал, как будет говорить с генералом.
На другой день Сан Саныч два часа просидел в приемной. Приходили люди, в основном штатские, в темных двубортных костюмах, в широких по моде брюках, прокурорские работники в черных кителях и с ромбами. И эти тоже все были чем-то схожи меж собой, Сан Саныч не мог понять. Вот еще один, в хорошем военном френче, без знаков различия, как знакомому, махнул секретарю и зашел. Что же в нем? – соображал Сан Саныч. Немолодой, бритый налысо, крепкие челюсти… брови темные и мохнатые. Какой-то он был никакой! Как будто у него не было выражения лица, не за что было зацепиться любопытству. И прежде вошедших и вышедших Сан Саныч не запомнил. Одно про них можно было сказать точно – это были начальники. Номенклатурные работники. Никто из них не взглянул, будто специально не заметил молодого речника с двумя маленькими звездочками на погонах.
Он вздрогнул и выронил фуражку из рук, когда его пригласил секретарь. Генерал был в штатском, не глядя на Белова кивнул, листая бумаги. Сан Саныч стоял. Генерал листал личное дело. Мое или Николь? – не понимал Сан Саныч. Он решил ни в чем сегодня не противоречить.
– Вот что я тебе скажу, капитан Белов, – генерал говорил весомо, он очень хотел показать, что недоволен. – Забыли эту барышню!
– Как забыли? У нас двое детей, я женюсь! – вылетела у Сан Саныча заготовленная фраза.
– А срок не хочешь?! Кто она тебе?! Ты что, совсем охренел?! – генерал захлопнул дело и пихнул его от себя. – Двое детей… Она – иностранка! Дурака из меня делаешь?! Все – забыл ее! – генерал хмурился сурово. – Работай! Мы вернем тебе честное имя. Это можно.
Он замолчал, рассматривая Белова. Тот стоял, опустив голову, и молчал.
– И я бы подумал… на твоем месте подумал бы о сотрудничестве с нами! – генерал ткнул пальцем в папку. – Скажу прямо – у меня лично ни один не посмел отказаться! В бараний рог скручу! – Он сдавил на столе пухлый кулак. – Будешь с нами работать – жить станешь, как человек! Это должно быть тебе понятно!
Сан Саныч все молчал, генерал принял это за покорность и заговорил по-свойски:
– Жениться… жениться все хотят! – он усмехнулся довольно. – Это не запрещено. Я сейчас с тобой закончу и поеду поджениться! Маленько! Чем французская манда лучше русской?!
Он всем телом, очень искренне затрясся над своей шуткой.
– Все! Свободен! Придешь в понедельник, оформим…
– Я не буду с вами сотрудничать! – Сан Саныч поднял голову, глаза потемнели от страшного волнения.
Он с ненавистью смотрел на генерала, тот опешил, машинально нажал кнопку на столе. Вошел секретарь. Вальяжное лицо генерала на глазах превращалось в харю высокостоящего хама:
– В самую жопу!!! – зашипел он злобно, хватая папку с личным делом. – Кобыле в трещину!!! Загнать! Загнать! Выполнять! – взбешенно завизжал хорошо упитанный человек, слюна летела изо рта, он швырнул папку на пол в сторону секретаря. – Куда Макар телят не гонял! Вон отсюда!!!
Белов опять сидел в той же пельменной, что и вчера, и даже в том же самом углу за колонной, где его никто не видел. Официантка принесла водки. Внутри все было выжжено случившимся и тоскливо гудело, ничего нельзя было поправить. Он вспоминал и вспоминал разговор и не видел своей вины. Он ничего и не успел сказать, любому другому он дал бы в морду за такие слова о Николь, а тут промолчал. Почему такая тварь решает судьбу моих детей? Сан Саныч потянулся налить, но остановился.
Год назад я был человек, полный сил и желаний. Я любил свою Родину, готов был сутками и сутками работать на нее. Зачем они меня топчут? Эти сытые люди в погонах! Почему они ведут себя так? Я перестал любить свою команду и работу, я ничего не хочу, стыжусь своих товарищей… Сан Саныч сидел, обхватив голову руками. Я люблю честную женщину… но не имею на это права! Они не могут объяснить почему, не считают нужным. Они могут только топтать все чистое… любовь, детей, женщин! Зачем они таскают Николь по Красноярскому краю?!
Он вспомнил угрозу генерала, он боялся, но и не верил, что они куда-то отправят Николь с грудным ребенком. Она в декретном отпуске… Этого не могло быть. Просто пугал. Сан Саныч подумал вернуться и извиниться перед генералом, даже встал и надел шинель, но, постояв, не смог придумать, за что должен извиниться. Он боялся и ненавидел этого раскормленного барина.
Рюмка стояла наполненная, а он все не выпивал, мысли тягуче и тошно вращались в голове.
– Сашка, ты?!
Сан Саныч поднял мутную голову, перед ним с тарелкой пельменей стоял Валентин Романов.
– Дядя Валя!
Они обнялись. Валентин приехал узнать о Мишке, от него опять ничего не было.
– В мае получили последнее письмо, он в придурках сейчас – инженером на шахте. Какой-то механизм им придумал… – Валентин посчитал, аккуратно загибая пальцы. – Теперь семь месяцев прошло и никаких вестей. Подал заявление, неделю уже живу…
Он замолчал, взялся за рюмку. Посмотрел мрачно мимо стола и, качнув головой, выпил. Не закусывал, все смотрел куда-то сквозь пол, потом заговорил, нахмурившись:
– Плохие у меня предчувствия, Сан Саныч. Либо они его угробили, либо в штрафниках где-то, без переписки. Письмо это последнее… очень уж он успокаивал, что все у него хорошо. – Валентин вздохнул и стал разливать.
Выпили еще. Закурили.
– Я иногда думаю, если бы морды не побил тем уполномоченным, что нас раскулачивать приехали… – он замолчал, прищурился, вспоминая, расслабился лицом: – Все равно достали бы! Уж, видно, крест такой. Нам наша власть, как стихийная бедствия – никуда от нее не деться!
Валентин с грустной отцовской лаской смотрел на Сан Саныча.
– Что? Хлебнул следствия? У меня они тоже зубья лишние нашли, – он ощерился, обнажая прорехи во рту.
– Расскажи, дядь Валь, про жену Горчакова, – неожиданно спросил Сан Саныч. – Она у тебя на острове жила…
– Ася-то?! Какая женщина, Сашка!
И Валентин рассказал их историю. Про Севу тоже. Сан Саныч слушал, курил и вспоминал Асю. Думал про «неистребимое человеческое начало», о котором говорил Илья-пророк.
У них остыли и слиплись пельмени, и они заказали новые. И еще водки.
– Ну а про своих-то что молчишь?
Тут уже Сан Саныч рассказал. И про сегодняшний разговор с генералом.
