Очень часто, однако, в такие глупые рассуждения пускаются совсем неглупые люди, желая, сознательно или бессознательно, подорвать христианство. Обычно они берут одну из версий христианства, рассчитанную на шестилетнего ребенка, и нападают на нее. Когда же вы стараетесь разъяснить им христианскую доктрину в том виде, в каком ее исповедуют образованные взрослые люди, они начинают жаловаться, что от вас голова идет кругом, что все это слишком сложно и, если бы Бог действительно был, Он, несомненно, сделал бы религию «простой»: ведь простота так прекрасна.
С такими людьми надо быть поосторожней, они каждую минуту меняют тему и лишь отнимают у вас время. Обратите внимание, «Бог сделал бы» религию простой, как будто религия – это что-то такое, что Бог изобрел, а не Его откровение нам о совершенно неизменных фактах и о Его собственной природе.
Объективная реальность отличается не только сложностью; она, по моим наблюдениям, нередко выглядит странно. Она какая-то нескладная, неясная, словом – не такая, как нам хотелось бы.
Например, когда вы постигли, что Земля и другие планеты вращаются вокруг Солнца, у вас естественно возникает предположение, что все планеты созданы по одному и тому же принципу – на равном расстоянии друг от друга, к примеру, или на расстоянии, равномерно увеличивающемся; что все они одинакового размера, либо увеличиваются или уменьшаются по мере удаления от Солнца. В действительности же вы не находите ни ритма, ни смысла (понятного вам) ни в размерах планет, ни в расстояниях между ними; у некоторых – по одному спутнику, у одной – четыре, у другой – два, у нескольких – ни одного, а одна из планет окружена кольцом.
Итак, объективная реальность таит в себе загадки, разгадать которые мы не в силах. Вот одна из причин, почему я пришел к христианству. Эту религию вы не могли бы придумать. Если бы христианство предлагало вам такое объяснение Вселенной, какого мы и ожидали, я бы посчитал, что мы сами его изобрели. Но, право же, не похоже оно на чье-то изобретение. Христианству свойствен тот странный изгиб, который есть у реальных, объективно существующих вещей. Так что отрешимся от детской философии, от этого пристрастия к простым ответам. Проблема, с которой мы имеем дело, непроста, и ждать простого ответа не приходится.
К чему же сводится эта проблема? Очевидно, к тому, что во Вселенной много явно плохого и бессмысленного, но в ней есть существа, мы сами, которые об этом знают. Известны лишь две точки зрения на сочетание этих фактов. Одна из них – христианская – говорит, что это хороший мир, сбившийся па неверный путь, однако сохраняющий в памяти тот путь, каким он должен был идти. Вторая точка зрения – так называемый дуализм – предполагает, что за всем стоят две равноценные и независимые силы – добро и зло, и наша Вселенная – поле битвы, на котором они ведут нескончаемую войну. Я лично считаю, что, после христианства, дуализм – самая человечная и разумная гипотеза. Но в ней есть одно слабое место.
Эти две силы, или два духа, или два бога – добрый и злой – абсолютно независимы. Оба они извечны. Ни один из них не создавал другого, ни у одного нет преимущественного права называться Богом. Каждый из них, очевидно, считает себя хорошим, а другого плохим. Один любит ненависть и жестокость, другой – любовь и милосердие, и каждый держится своей точки зрения. Что же имеем в виду мы, когда называем одного из них силою добра, а другого – силою зла? Мы либо почему-то предпочитаем одну из этих сил другой – как можем, например, предпочитать пиво сидру – либо подразумеваем: что бы эти силы ни думали о себе и что бы мы, люди, ни думали о них, одна из них действительно неверна и несомненно ошибается, принимая себя за добро.
Если мы имеем в виду, что первая сила нам просто больше по вкусу, то мы вообще должны отказаться от разговора о добре и зле. «Добро» – это нечто такое, чему мы должны отдавать предпочтение, независимо от того, нравится ли это нам. Если бы «добро» было добром только потому, что нам вздумалось принять его, оно не заслуживало бы своего названия. Значит, мы должны признать, что одна из этих двух сил – объективное «зло», а другая – объективное «добро».
Однако в тот самый момент, когда вы признаете это, вы добавляете к двум силам, действующим во Вселенной, третью – какой-то закон, или стандарт, или правило, с которым одна из них согласуется, а другая – нет. Но поскольку обе силы судятся им, то этот стандарт или Существо, его установившее, оказывается вне наших двух сил, гораздо выше их обеих. Вот этот-то закон, или Существо, и будет истинным, настоящим Богом.
Фактически, называя силы, о которых идет речь, добром и злом, мы имеем в виду, что одна из них – в правильных отношениях с чем-то Истинным, высшим, а другая ему противится.
К этому же можно прийти и другим путем. Если дуализм верен, сила зла любит зло как таковое. Но мы не знаем никого, кто любил бы зло просто за то, что оно зло. На практике мы ближе всего подходим к силе зла в чистом виде, когда сталкиваемся с жестокостью. Люди проявляют жестокость по двум причинам: либо оттого, что они садисты, то есть – в силу своей извращенности получают удовольствие от чужих страданий, либо потому, что ценой жестокости они надеются что-то получить – деньги, власть, безопасность. Но деньги, удовольствия, власть, безопасность – сами по себе вещи хорошие. Зло начинается тогда, когда люди стараются приобрести их, прибегая к неправильным методам, к нечестному пути, либо – в чрезмерном количестве.
Люди, поступающие так, крайне испорчены; но не об этом речь. Я хочу сказать, что зло, если вы пристальнее всмотритесь в него, почти всегда окажется дурным путем к добрым целям. Вы можете быть хорошим ради самого добра, но не можете быть злым ради самого зла. Вы способны совершить хороший поступок и тогда, когда не испытываете прилива доброты, когда он не доставляет вам удовольствия, просто по той причине, что делать добро – правильно. Но никто еще не совершал жестокого поступка только потому, что жестокость неправильна. Люди бывают жестоки лишь тогда, когда это приносит им удовольствие или пользу. Иными словами, зло не может преуспевать от того, что оно зло, тогда как добро может преуспевать в силу того, что оно добро. Добро, так сказать, существует само по себе, а зло представляет собою испорченное добро. Прежде чем стать плохим, надо быть хорошим.
Мы называем садизм половым извращением; но прежде чем стать извращенным, вы должны получить представление о нормальном половом влечении. Извращение вы распознаете потому, что можете объяснить его, исходя из нормы; а вот объяснить нормальное, исходя из извращенного, вы не сможете. Из этого следует, что представление о силе, которая равна силе добра и любит зло в такой же степени, в какой та любит добро, – не более чем мираж. Чтобы злая сила стала злой, ей необходимо сначала захотеть хорошего, а затем устремиться к нему неверными путями; ей надо ощутить побуждения, добрые в своей основе, чтобы извратить их. Но и стремление к добру, и добрые импульсы, которые она могла бы извратить, сила эта получит лишь от силы доброй. А если так, то злая сила не может быть независимой. Она – часть мира, в котором царит сила добрая, и сотворена либо ею, либо кем-то еще, стоящим над ними обеими.
