И дальше. Когда вы сознательно скажете себе: «Вот, я воображаю, будто я Христос», – вы, скорее всего, тут же почувствуете, как сделать это ваше «притворство» не столь явным, хоть чуточку приблизить его к реальности. Вы думаете о таких вещах, о которых не думали бы, если бы действительно были сыном Божьим; что ж, постарайтесь прогнать эти мысли. Или, быть может, вы внезапно поймете, что сейчас надо не читать молитвы, а сесть за стол и написать письмо матери или отправиться на кухню и помочь жене, которая моет посуду. Поднимитесь и сделайте то, что вам подсказывает внутренний голос.
Видите, что происходит? Сам Христос, Сын Божий, человек (такой же, как мы с вами) и Бог (такой же, как Его Отец), находится рядом и уже обращает воображение в реальность. И это не высокопарные слова, выражающие лишь ту мысль, что ваша совесть подсказывает вам, что делать. Если вы прямо спросите вашу совесть, вы получите один ответ. Если вы помните, что вы воображаете себя Христом, ответ будет иной. Существует множество вещей, которые совесть не осудит прямо (особенно когда вы обдумываете), но вы их сразу отвергнете, если серьезно стараетесь подражать Христу. Ведь тогда вы не просто будете думать о том, что хорошо, а что плохо – вы постараетесь подхватить от Него «благотворную инфекцию». Так пишут портрет, а не подчиняются правилам. Интересно, что в некотором отношении это труднее, чем правила, зато в другом – гораздо легче.
Настоящий Сын Божий будет рядом с вами. Он начинает превращать вас в существо, подобное Самому Себе. Он начинает, так сказать, «прививать» вам Свой образ жизни и мыслей, вливать в вас присущую Ему зоэ. Он начинает превращать оловянного солдатика в живого человека. И, конечно, та часть в вас, которая все еще остается оловянной, будет этому противиться.
Некоторые из вас могут заметить, что ничего подобного не испытывали. Вы можете сказать: «У меня никогда не было чувства, будто мне помогает невидимый Христос, зато люди часто мне помогали». Тут мне вспоминается анекдот из времен Первой мировой войны об одной женщине, которая сказала: «Нашу семью не волнуют перебои с хлебом, мы все равно едим только гренки». Если у вас нет хлеба, то не будет и гренков. Если бы не помогал Христос, вы не увидели бы и помощи от людей. Он действует на нас самыми разными путями, а не только в рамках «религиозной жизни». Он действует через природу, через наши тела, через книги, иногда – через чувства, которые на первый взгляд могут показаться антихристианскими. Когда молодой человек, который ходил в церковь по привычке, поймет со всей искренностью, что он не верит в христианское вероучение, и перестанет в нее ходить, то – если его побуждает честность, а не желание поступить наперекор родителям – дух Христа, возможно, ближе к нему, чем прежде.
Но чаще всего Его Дух действует на нас через наше общение друг с другом. Люди – это зеркала, или «переносчики» Христа. Иногда они и сами об этом не подозревают. «Благотворную инфекцию» могут переносить и те, кто ею не заражен. Мне, например, помогли прийти к христианству люди, которые сами не были христианами. Но, как правило, именно те, которые знают Его, приводят к Нему других. Вот почему роль Церкви, этой совокупности всех христиан, открывающих Его друг другу, настолько важна. Не будет преувеличением сказать, что в двух христианах, следующих вместе за Христом, христианство возрастает не в два, а в шестнадцать раз.
Не забывайте, для грудного младенца естественно сосать молоко, не зная матери. Вот и для нас поначалу естественно видеть человека, который помогает нам, и не видеть стоящего за ним Христа. Однако мы не должны оставаться младенцами. Мы должны идти вперед, должны понять, Кто посылает нам помощь. Не увидеть и не понять этого – просто безумие. Тогда нам осталось бы полагаться на людей; а это рано или поздно приведет к великому разочарованию. Даже лучшие из них допускают ошибки, и всем суждено умереть. Мы должны быть благодарны каждому из тех, кто оказал нам помощь, мы должны уважать и любить их, но никогда не полагаться абсолютно и безраздельно ни на одного человека, пусть это будет самый лучший, самый мудрый человек на свете. Можно сделать много прекрасных вещей из песка, только не пытайтесь строить на нем дом.
Теперь мы хоть немного видим то, о чем постоянно говорит Новый Завет. Он говорит о христианах, «рожденных свыше»; о людях, «облекшихся во Христа»
[63]; о том, что Христос «изображается в нас»
[64], а мы обретаем «ум Христов».
Сразу же отрешитесь от мысли, что все это – лишь сложная метафорическая форма, а выражает она просто, что христиане должны читать сказанное Христом и, по мере сил, этому следовать, подобно тому, как читают Платона или Маркса и стараются воплотить их идеи. Мысль, в разной форме, но постоянно встречающаяся в Новом Завете, значит гораздо больше: реальный Христос – здесь, сейчас, в этой комнате, где вы молитесь, – делает что-то для вас и с вами. Причем речь идет не о прекрасном человеке, умершем две тысячи лет тому назад, а о живом Человеке, все еще Человеке в такой же степени, как и вы, но и Боге в такой же степени, в какой Он был Им, когда создавал мир. И вот этот живой Богочеловек приходит к вам и начинает трудиться над вашим сокровенным, внутренним «я», убивает ваше старое «я» и заменяет его другим, таким, каким обладает Он Сам. Вначале – на несколько мгновений. Потом – на более долгий срок. И наконец, если все идет хорошо, Он навсегда обращает вас в существо совершенно другого сорта – в нового маленького Христа, в существо, которое по-своему, пропорционально своим возможностям, обретает тот же род жизни, который присущ Богу; в существо, которое разделяет силу Бога, Его радость, знание и бессмертие. Немного погодя мы делаем два других открытия.
1. Мы начинаем замечать не только наши греховные поступки, но и нашу греховность. Другими словами, нас начинает беспокоить не только то, что мы делаем, но и то, какие мы. Это звучит сложновато, и я постараюсь выразить ту же мысль яснее, прибегнув к личному своему примеру. Когда я готовлюсь к вечерней молитве и стараюсь припомнить все совершенные за день грехи, в девяти случаях из десяти самым очевидным будет нарушение заповеди о любви к ближнему: я или сердился, или кричал и возмущался. И в моем уме сразу же возникает оправдание: меня спровоцировали; со мной заговорили неожиданно; меня застали врасплох; у меня не было времени собраться с мыслями. Это как будто служит смягчающим обстоятельством: все могло быть гораздо хуже, если бы я так сделал сознательно, предварительно обдумав.
С другой стороны, то, что человек делает, когда его застанут врасплох, – лучшее доказательство того, какой он. То, что срывается с языка, прежде чем вы успеете подавить свой порыв, выдает вашу истинную суть. Если в подвале водятся крысы, то больше всего шансов увидеть их, если вы войдете туда внезапно. Но не внезапность порождает крыс; она только мешает им вовремя скрыться. Точно так же не внезапность повода или предлога делает меня вспыльчивым; она лишь обнаруживает мою вспыльчивость. Крысы в подвале живут постоянно, но если вы будете входить туда с криками и шумом, они спрячутся, прежде чем вы включите свет.
