Встречали ментов трое хозяев лет сорока.
– Добро пожаловать, господа, – без малейшего акцента по-русски приветствовал гостей невзрачный худой брюнет. Остальные поздоровались на английском. – Я вице-консул московского консульства. Позвольте представить, сотрудники полиции Нью-Йорка – главный детектив Вильям Шенли и детектив-лейтенант Юджин Красовски. Прошу пройти в посольство, господа.
Пара полицейских выглядела забавно: высоченный лысый и усатый Шенли и изящный Красовски смотрелись как Торопунька и Штепсель. Впрочем, рядом с этой каланчой Торопунькой выглядел бы почти любой.
Милиционеров провели в просторную, отделанную шикарным темным деревом комнату с большим овальным столом из мореного дуба. Прямо напротив двери на стене красовался барельеф с огромным американским орлом. Все здесь говорило о богатстве и мощи Великой Америки, давя на гостей навязчивой шикарностью обстановки. И лишь смущенные улыбки полицейских разбавляли тягостную атмосферу переговорной.
Щербатову, когда учился на филфаке, приходилось общаться и с американцами, и с англичанами, но это были либо преподаватели, либо такие же студенты, приезжавшие в Москву на языковую практику. С официальными же лицами, да еще и в такой официальной обстановке, он разговаривал впервые. А ведь Шенли, если на русский перевести, зам. начальника всей нью-йоркской полиции, генерал, не ниже. Впрочем, и он чувствовал себя не в своей тарелке, не говоря уж о мистере Красовски, смущенно улыбавшемся и не знавшем, куда девать свои крепкие, тренированные руки бойца.
Однако дело есть дело. Уже через четверть часа милиционеры и полицейские запросто обсуждали свои вопросы, начисто забыв о протоколе. Лишь дипломаты откровенно скучали, демонстративно отодвинувшись и уставившись в потолок.
Как выяснилось, ситуация сложилась, мягко говоря, нестандартная. Американская полиция уже давно приглядывалась к брату Морячка, перебравшемуся в Нью-Йорк лет пятнадцать назад. Армянин, неожиданно оказавшийся евреем в десятом поколении, выехал из СССР на землю обетованную для воссоединения с проживающей в Израиле многочисленной и давно утраченной родней. Но в Австрии, в пересыльном пункте, что расположился вблизи Вены, неожиданно осознал, что он все-таки армянин и сражаться с арабами за новую родину вовсе не обязан. Зато ему просто необходимо в Нью-Йорк, где в далеком Брайтон-Бич скучают и страдают в ожидании его приезда уже армянские родственники. Кому и как объяснял свои трудности несчастный путешественник, сейчас уже и не установить, но, видимо, был достаточно убедителен, раз ему пошли навстречу и таки дали вожделенную грин-карту.
Прибыв в страну неограниченных возможностей, молодой Рамиз с головой окунулся в мир чистогана, но, к огорчению американской Фемиды, в его криминальную часть. В кратчайшие сроки он умудрился познакомиться с конкретными господами из итальянских, колумбийских и мексиканских группировок. Его частенько видели на их вечеринках, но почему, за какие заслуги он стал своим у американских мафиози, до сих пор выяснить не удалось. Попытки полиции приобрести осведомителей из его окружения оказались тщетными, а внедренный платный осведомитель исчез на третий день вместе с курировавшим его полицейским. Оба до сих пор не найдены.
Три недели назад к Рамизу из Мексики приехал младший брат Армен. Братья пчелами снуют между главарями банд, от осведомителей в которых известно, что готовится какая-то новая схема по отмыванию денег. К сожалению, понять, какая именно, у полиции пока не получается.
Потому не будут ли любезны уважаемые служители советской Фемиды сообщить, что им известно по этому делу.
Вот так, на голубом глазу, расскажите, братцы москвичи, какой информацией располагаете. С грифом «секретно», между прочим.
Впрочем, наивными романтиками американцы не были, и к заверениям в полном уважении, как и к обещаниям передать вопрос на рассмотрение высокого советского руководства, отнеслись с полным пониманием.
Когда дипломаты уже ушли по своим важным иностранным делам, а полицейские пожимали руки на выходе из посольства, Шенли неожиданно задал сакраментальный вопрос:
– Господа, вы водку пьете?
– На хлеб мажем, – автоматически ответил Щербатов.
– Так может… – американец энергично потер руки. – Есть тут где поблизости? А то вернемся домой – и что рассказывать будем? Нам же коллеги проходу не дадут!
– Есть, конечно, – растерянно ответил Щербатов, тоскливо посмотрев на генерала и представив, какую дырищу пробьет эта пьянка в семейном бюджете.
Но тот сориентировался мгновенно.
– О,кей, коллеги, покажите гостям город, ну и вообще… – при этом разжал ладони и поджал один палец. – А я к руководству, будем решать, чем коллегам помочь можно.
Увидев девять пальцев, милиционеры облегченно вздохнули, предвкушая веселый вечер за казенный счет
[22].
Утро следующего дня для Кузьмина и Щербатова началось с вызова в кабинет генерала.
– Да, орлы, ну вы вчера дали дрозда. Сами-то помните, какую пургу несли? Если нет – вот, можете прочитать. Мне прямо с утра принесли, с пылу с жару так сказать, – он небрежно протянул несколько отпечатанных листов. – Ну ладно, этот мент, – он указал на Щербатова, – но ты, Ферапонтыч, ты-то что, не понимал, что каждый ваш чих запишут?
– А чего мы такого сказали? – искренне удивился Кузьмин, дыхнув на начальника могучим перегаром.
– Лучше молчи, душевно тебя прошу. Оба молчите. Чего сказал, спрашиваешь? Пожалуйста, – он вновь взял в руки распечатку разговора. – Андрэ, двоеточие. Работать вы, янки, не умеете. Нам и после литра водки в голову не придет посылать с осведомителем еще и копа, пусть даже в качестве ближайшего соучастника. Хорош соучастник, наверняка говорил по-русски, как диктор на московском телевидении. Они же у вас бывшие советские урки по легенде были. У наших преступников и речь другая, и даже жестикуляция. Я десять лет бандитов в тюрьмы сажаю, мне в голову не придет самому бандитом представиться. Вы же их сами спалили своими руками. Конец цитаты.
Генерал сурово посмотрел на притихших подчиненных, изо всех сил изображавших раскаяние.
– Андрей, ты сам понял, что выдал? Дипломат, твою мать, образчик толерантности. Они когда уезжали, на них смотреть было жалко.
– Да пьяные они были! – не выдержал Кузьмин. – Впрочем, могу извиниться, жалко, что ли?
– Вот и извинишься. Причем, оба извинитесь. Через месячишко.
– Чего?
– Того, принято решение американцам помочь.
Дальше рассказал такое, чего еще год назад не могло присниться самому отмороженному фантасту, не говоря уже о профессионалах.
Оказывается, в это самое время комитетские следаки в пожарном порядке готовили материалы дела для отправки в Штаты, в славную полицию не менее славного Нью-Йорка. Переписывались протоколы допросов Гаруна, откуда исчезало все, имевшее хоть какое-то отношение к его прошлой жизни. Снимались копии с показаний свидетелей, экспертиз, очных ставок и прочих бумаг. Вся эта гора документов переводилась, заверялась, подшивалась для будущей отправки за океан.
