Но подождите. Неужели наш обычно осмотрительный и вдумчивый врач готов подчиниться тирании приборов? Надеемся, что нет. Большее количество информации не всегда приводит к лучшей медицинской помощи. Главное, как эта информация понята и использована. Конечно, хороший врач знает это и, спускаясь с технологических высот, помнит о критической ценности контекста. Наверняка ему известны случаи вроде того, о котором мы вам сейчас расскажем.
Наш знакомый, 75-летний доктор, обладал прекрасным здоровьем. Он дважды в год посещал своего терапевта, и результаты медицинского осмотра, кардиограммы и анализа крови всегда были нормальными. Каждый день он принимал аторвастатин, понижающий уровень холестерина. Кроме того, правильно питался, не полнел, ежедневно занимался спортом, сохранял превосходные отношения с женой, с которой прожил много лет, и вообще вел счастливую и насыщенную жизнь. Вдруг наш знакомый стал замечать, что датчик на беговой дорожке иногда не регистрирует частоту его пульса. В чем дело? Опытный врач обнаружил, что прибор не определяет пульс, когда он становится неравномерным; но такое случалось нечасто. Никаких тревожных симптомов — ни боли в груди, ни учащенного сердцебиения — не появлялось. Когда врач пошел на плановый медосмотр, частота сердечных сокращений была в норме. Он рассказал о редких перебоях с пульсом своему доктору, и тот, хотя не выявил никаких отклонений, назначил пациенту ЭКГ с нагрузкой. Конечно же, при максимальной нагрузке кардиограмма показала мерцание предсердий — вид аритмии, довольно частое явление у людей такого возраста. Если аритмия постоянная, то велик риск инсульта. Но у данного пациента она возникала лишь периодически, а значит, бить тревогу было ни к чему. Тем не менее дежурный кардиолог увидел 75-летнего мужчину с мерцательной аритмией. Он просто не мог поверить, что пожилого человека ничто не беспокоило. Более того, пациент услышал, как кардиолог диктовал ассистенту: «Больной жалуется на учащенное сердцебиение»; кардиолога как будто понесло по накатанной дороге. Наш друг не стал его поправлять — он уже говорил врачу, что это не так.
Посоветовавшись с коллегами, кардиолог пришел к выводу, что аритмию нужно лечить. Он прописал пациенту два лекарства, которые должны были нормализовать сердцебиение. Наш друг принял две таблетки сразу после посещения клиники, в результате чего его давление упало до критического уровня и он потерял сознание прямо в ресторане возле своего дома. В машине скорой помощи пациенту снова сделали кардиограмму, потом поставили капельницу, дали кислород и доставили его в больницу. Очередная кардиограмма показала, что сердцебиение без патологий (как и во время планового посещения врача, до ЭКГ с нагрузкой). Врач в приемном покое несколько раз измерял давление нашего друга — оно постепенно возвращалось к норме. Тем не менее врач решил перестраховаться и на ночь оставил пациента в отделении, где к больному подсоединили монитор, неизменно показывавший идеальный пульс. Он оставался на больничной койке, пока давление полностью не нормализовалось, то есть наш друг вернулся к здоровому состоянию, в котором и пребывал всю жизнь, пока не принял те злополучные таблетки. В клинике за ним наблюдали кардиолог, два ординатора и несколько студентов-медиков. К тому же ночью его несколько раз навещала дежурная медсестра. Наконец утром его выписали домой в том же самом прекрасном самочувствии, как и накануне, когда он пришел на плановый прием к врачу, но со счетами за тест с нагрузкой, оказание неотложной помощи, услуги кардиолога и пребывание в стационаре — в общей сложности на несколько тысяч долларов.
В данном случае врач сам проверял свой пульс с помощью датчика, и в том, что произошло дальше, датчик был не виноват. Суть в том, что зарегистрированная прибором информация может спровоцировать действия, не имеющие отношения к состоянию здоровья пациента. При появлении обилия приборов, которые станут окружать нас днем и ночью, количество информации вырастет, что в идеале может расширить возможности здравоохранения. Хороший врач будет ценить эти данные, но не станет забывать, что его работа заключается не в жонглировании цифрами, а в заботе о пациенте, с которого эти данные сняты. В конце концов человек — явление по природе своей аналоговое, и упрямые попытки оцифровать его ограничивают потенциал современной медицины и рискуют нанести серьезный вред. Опасайтесь тирании приборов.
Глубокая связь
Давая интервью порталу Medscape, писатель Малькольм Гладуэлл на вопрос, что его 85-летняя мама ждет от врача, ответил: она хочет, чтобы это был «доктор, который хорошо ее знает, слушает ее, кому она доверяет и с кем может периодически вести пространные разговоры»
[180]. Подозреваем, что большинство пациентов желают того же самого, что и пожилая дама из Канады. «Я думаю, главное — это глубокая связь с чем-то важным, которая есть у всех нас», — говорит доктор Гаванде.
Даже если каждого из нас окутать проводами самых современных датчиков и записать расшифровку нашего генома на СD-диск или выложить на облачный сервис, все равно останется множество неопределенных факторов, которые влияют на наше здоровье и благополучие. Хороший доктор понимает, что начинать добросовестное лечение надо с использования тщательно взвешенных научных сведений, но интерпретировать их следует в контексте каждого уникального человека. Такой врач внимательно слушает экспертов и сосредоточенно приглядывается к цифрам, осознавая, что для лучшей заботы о пациенте ему необходима любая доступная помощь. Но в первую очередь его интересуете вы сами.
Пожалуй, в каждой точке ответвления на дереве медицинского решения должно быть три варианта: «да», «нет» и «может быть». Если эти варианты честно обдумать, ветвь «может быть» получит наибольшее развитие. Чтобы избегнуть тирании экспертов и приборов, вам придется перейти мост из «может быть», соединяющий мир твердых данных и уверенных экспертных мнений с менее определенным миром человеческого здоровья и благополучия. И для этого вам понадобится проводник.
Глава 17. Надежда на врачебное искусство, подкрепленное цифрами
Врачебному искусству можно научить… но его нельзя в точности передать, когда того требует ситуация. Целитель вносит незаменимый и уникальный вклад в излечение страдающего человека.
Если, как говорят знающие люди, мы стоим на пороге цифрового катаклизма, который разрушит медицину в ее нынешнем виде, то что случится с хорошим врачом? Не превратится ли он в цифрового доктора, как называет это Роберт Уочтер, профессор Калифорнийского университета в Сан-Франциско
[182], не станет ли заниматься медициной, ориентируясь исключительно на цифры, и не потеряет ли интерес к вам как к отдельному человеку? Не испарятся ли неопределенности в жарком свете научно-технического прогресса? Не обречена ли сама идея партнерства между врачом и пациентом, которую мы так старательно пытались вам внушить, через 10–20 лет стать ворохом анахронизмов, безнадежно устаревшим пережитком доцифровой эры?
