Трагедия и парадокс, который может выглядеть соблазнительным, заключаются в том, что дегуманизация здравоохранения, препоручение всего процесса гаджетам и машинам сильно ограничит потенциал научных открытий и технологических изобретений. Их роль в улучшении нашего здоровья поддерживается важнейшими взаимоотношениями врача и пациента. Передоверяя всю работу исключительно компьютерам, мы сокращаем возможности.
Кто бы вы ни были, люди, принимающие кардинальные решения по поводу медицины, пожалуйста, ради бога, не исключайте из процесса практикующего врача и реального пациента!
Есть основания надеяться на лучшее. Часть прогрессивных медицинских вузов ориентирована на выпуск специалистов, которые, по словам Клэя Джонстона, «на самом деле создают наилучшую для пациентов и для врачей систему».
Взгляд из будущего: мечта оптимиста
Ну, слава богу, по крайней мере я дожил до этого. Последние несколько лет были самыми счастливыми в моей долгой карьере практикующего врача. Кто бы мог подумать? Вся та пессимистическая картина, которую предрекали различные проповедники в связи с приближением цифрового цунами несколько десятилетий назад, оказалась неверной. Они недооценили нашу человеческую способность к творчеству и жизнестойкость, когда нами движут обстоятельства и возможность обновления, наверное, самой важной общественной сферы — заботы о здоровье. В последние годы я работаю эффективнее, чем когда-либо. Я подошел ближе, чем мог даже мечтать, к тому типу профессионала, каким намеревался стать, когда впервые осознал, что то, чего я хочу, — помогать людям стать здоровыми и счастливыми, — зависит от моей головы и рук. Вот именно этим я и занимался последнее время, а ведь прежде даже в самых буйных фантазиях не представлял, что это станет возможным благодаря потрясающим достижениям науки и технологии, которые освободили меня от лишних обязанностей и позволили использовать огромный потенциал моих взаимоотношений с пациентами, чтобы лечить тела и исцелять души.
Не скажу, что путь этот оказался безболезненным. Нет. Несколько раз я был близок к тому, чтобы все бросить. Курсы продвинутого пользователя компьютера потребовали от меня немалых усилий, но в конце концов я освоил программу и даже пришел к пониманию, насколько способности компьютера могут расширить возможности врача. Правда, сложно было передать некоторые функции неодушевленной машине. Это до сих пор гложет меня. Я все еще иногда заглядываю компьютеру через плечо, когда он проводит какие-нибудь вычисления. И задаю вопросы по любому поводу. Поначалу было тяжело смириться с тем, что зарплата не оправдала моих ожиданий, но избавление от все нарастающих требований «эффективности» со стороны менеджеров и возможность сконцентрироваться целиком и полностью на здоровье пациентов являются более чем удовлетворительной компенсацией снижения вознаграждения. Однако я по-прежнему остаюсь довольно состоятельным человеком. Менеджеры, кажется, удивлены, что, забывая о длительности приема и оказывая больше внимания пациенту, клиника неплохо зарабатывает. Мой прием продолжается столько, сколько нужно, время варьируется в зависимости от личности пациента и от природы его заболевания. А вот меня нисколько не удивляет, что такой подход окупается с лихвой.
Я жалею лишь о том, что родился слишком рано. При таких кардинальных переменах, которые мне пришлось пережить, медицина еще только начинает понимать собственный потенциал. Мне бы хотелось задержаться в этом мире еще лет на сорок и увидеть расцвет своей профессии. Конечно, будь это возможно, я бы и через сорок лет захотел того же. Тенденция к переменам заложена в самой природе клинической медицины, с которой мы имеем дело каждый день, и единственное, в чем можно быть уверенным, — это в том, что она продолжит меняться.
