С самого утра задул ледяной пронизывающий ветер. Из проносящихся в налитом холодной голубизной небе белых клочьев временами сыпала снежная крупа. Шквалы ветра и снега сменялись ярким негреющим солнцем. На травах поблёскивали гроздья прозрачных ледышек, хрустящих под подошвами пэйги. На лужах мутноватой каймой за ночь вырос тонкий ледок, а грязь схватилась твёрдой корочкой. Весна словно бы отступила, точно впереди маячил не зной комариного лета, а лютая стужа и долгие зимние ночи. Такая мысль и взаправду посетила Вёёниемина поутру, едва он проснулся и, потирая прозябшие плечи на входе в своё ночное убежище, осматривался по сторонам. Всё было покрыто льдом. Пришлось даже отказаться от мысли разводить огонь. Наскоро перекусив, он поспешил выступить, надеясь согреться на ходу. Поначалу это ему действительно удавалось, но ближе к полудню, когда пустой желудок начал напоминать о себе, он вновь начинал зябнуть. А тут ещё и ветер покрепчал, выхватывая из-под одежды остатки тепла. Но охотник упорно продолжал идти: обводнённая степь была пустынна, и он всё равно не смог бы развести костёр, чтобы отогреться. Чахлый лесок виднелся далеко впереди, до него он сможет добраться только ближе к вечеру.
Так он и шёл, перемежая ходьбу мелкими перебежками, то стуча зубами от холода, то обливаясь горячим потом. По-прежнему путь ему то и дело перегораживали обширные озёра талой воды, вздувшиеся болотины и текущие со стороны далеко отодвинувшихся гор стремительные потоки. Он то делал широкие обходы, то перескакивал с камня на камень. Но как ни старался избегать мокроты, пейги всё равно напитались влагой, и чтобы сохранить в них тепло, приходилось идти, идти и идти.
Близился вечер, когда далёкий доселе ельник, наконец, придвинулся ближе, и стали различимы отдельные деревья. Вёёниемин, тяжело отдуваясь после непродолжительного, но тяжкого бега, смахнул с лица капли растаявшего снега и уже не спеша зашагал вдоль широкого разлива, уверенный, что вскоре его ожидает живительный жар огня, горячая пища и отдых.
Лес, хоть и невеликий — так, всего лишь роща, хоть и густая — был глухим и буреломным. Повсюду лежали иссушенные стволы палых деревьев (значит, за дровами ходить далеко не придётся), землю выстилал мягкий моховой покров, в котором ноги утопали едва не по щиколотку. Нижние ветви елей сплошь были сухими, и лесок хорошо просматривался. Уютное и удобное для стоянки место, словно специально созданное для того, чтобы кто-нибудь здесь поселился. Впрочем, Вёёниемин и так предполагал, что место не пустует. Слишком уж хорошо оно было. Дикие звери наверняка давно облюбовали этот ельник, да и юхти должны были тоже водиться здесь в немалых количествах.
Он прошёлся по лесу, выбирая место для стоянки. В самой чаще показалось как-то совсем дико. Он рассудил, что это не к добру — наверняка юхти прячутся здесь в каждой глубокой рытвине и щели в земле, — и вышел на опушку. Посмотрел туда-сюда, задумчиво покусал губу. Устало вздохнул и пошёл вдоль лохматых ветвей на дальнюю, северную, сторону ельника — может там отыщется местечко поуютнее?
На дальней оконечности леска показалась каменистая гривка, на которой стояло несколько отдельно растущих елей — сухое и весёлое место, лучшего и пожелать нельзя. Вёёниемин ускорил шаги, пробираясь сквозь шумливые заросли прошлогоднего рогоза, вставшие выше головы. Справа путь отрезала чёрная болотина, а слева — плотная стена ельника. Выбравшись на открытое пространство рыжего кочкарника, охотник остановился, оправляя сбившуюся набекрень поклажу.
Распластавшееся по правую руку болото было огромно: густые дурно пахнущие воды его, перемежаясь травяными кочками и островками, простирались, насколько хватало глаз, к синеющим отрогам Срединного хребта и, огибая ельник, тянулись к северу. Унылое однообразие нарушали только отдельные конусы темнохвойных ёлок, торчащих на крохотных холках, только-только выступающих из воды. Оживляя угрюмое величие большого болота, по его бурой глади невесомо скользили жёлтые пятна солнечного света, сквозившего промеж тесно плывущих снеговых облаков. Вёёниемин стоял насупясь, и взгляд его рассеянно блуждал по необъятным просторам залитой водой Таасан. Болото лежало преградой (преодолимой ли?) на его и без того нелёгком пути в неведомое. Как ему пробиться через него? А обойти — получится ли? Надо искать проход — иначе придется ждать, пока не спадёт вода. А ждать некогда.
Он посмотрел на откосы гривки, выбранной им для ночлега, и понуро направился к ней, обдумывая своё положение и дальнейшие трудности пути.
Вскарабкавшись по сыпучему склону, он очутился на довольно ровной, покрытой травой площадке. Прореженные ели несколько умеряли разгульный ветер. Полянка гляделась светлой, радостной. Ну что ж, надо ставить кувас, да разводить огонь, подумал Вёёниемин, шаря глазами по земле в поисках годных для постройки хижины жердей и палок. Взгляд его скользнул далее, на гладь бескрайнего болота и неосмысленно задержался на чём-то тёмном, что выбивалось из общей картины: матовые прогалы тяжёлой воды, лохмы неопрятных кочек, плешина крошечного каменистого островка, выбеленная лесина на его серёдке, опять провал, чёрный провал стоялой воды, снова кочкарник, да пожелтелый рогоз. И ещё это — странное, несогласное с окружающим. Тёмно-бурая масса, выступающая из топи возле самого островка.
Охотник привстал на цыпочки, тщась лучше разглядеть непонятный бугор. Может, камень? Но что-то подсказывало: нет, не то. Каким-то мягким смотрелся этот предмет. Живым, что ли? Да вроде нет, не шевелится вовсе, замер, просто торчит посередь умятого кочкарника, будто провалился в него. Внезапно несмелая догадка просквозила на напряжённом лице охотника. Он сбросил наземь наспинную кладь, аккуратно сложил в траву оружие, оставив в руках один лишь топор, и, мелко шагая, с опаской, начал спускаться с откоса.
Спустившись к болоту, он приостановился и подозрительно поглядел на это таинственное нечто, к которому спешил: не шевелится ли? Отсюда уже стали проступать кое-какие детали. Два торчащих отростка, задранных к небу. Рога? Догадка уже созрела, и он пытался найти знакомые приметы в очертаниях этой мокрой, чуть припорошенной снегом массе. Если и рога, то какие-то странные. Хотя, кто знает, какие тут, вдали от родных мест, водятся звери.
Теперь, подойдя к заинтересовавшему его предмету значительно ближе (пришлось прыгать с кочки на кочку, чтобы не провалиться в стылую жижу), он был наверняка уверен, что перед ним находится живое существо, ненароком угодившее в коварные воды болота. Или существо, которое ещё недавно было живым. Вон уже и колышимую ветром шерсть видно.
Дотоле не попадавшее сюда солнце, вдруг прорвавшись сквозь вереницу облаков, озарило всё кругом, высветив непонятное животное, угодившее в расставленную водяным ловушку. Вёёниемин, вытаращив глаза, ахнул, обманувшись в своих предчувствиях. Теперь в ярком свете вечерних солнечных лучей отчётливо различимы стали длинные, загнутые полукольцом костные отростки, торчащие из большой головы, отброшенный на сторону неподвижный и безжизненный нос («рука» этого существа), длинная густая шерсть — бурая, с примесью рыжины. Суури! Никто иной, как суури обманулся кажущейся твёрдой, а на самом деле — податливой и зыбучей травяной прогалиной.
