От этих мыслей было грустно. В то время, как тело Вёёниемина наслаждалось покоем, душа его, истомлённая болью, металась в оковах этого самого тела.
Он дошёл до Великой воды — края земли, где, похоже, кончается сущее. Мать вод — Алматар — привела его сюда, к своему самому значительному из отпрысков. Мать вод, рождающая ручьи, реки и озёра. Много дней шёл Вёёниемин вдоль её ледяного белого тела, не имеющего, казалось, конца и края. Дойдя до Великой воды, он и тогда не увидел, чтобы тело Матери вод истончилось или исчезло. Восточная сторона Великой воды упиралась в бледный, сверкающий на солнце, материнский бок, что тянулся вдаль нескончаемой лентой и терялся у подножия небосвода. Мать вод была непостижимо огромна, неизмерима и необъятна. Видимо, небо краем своим упирается в её плоть. И нет ей другого названия, кроме как Алматар. Имя пришло само-собой, будто кто произнёс его в голове охотника, будто кто представил её ему. Предки? Предки.
Он вспоминал свой путь через Туннело, когда ему думалось, что он уже пересекает черту миров — мира сущего и страны мёртвых. Уходящие в небытие суури и олени, всё живое, тянущееся к северу. И он, бредущий следом. Он и взаправду думал, что все они, да и он с ними, погибнут: по доброй воле идут стада навстречу смерти. Но вышло иначе. Бесплодная Туннело привела его к Алматар — источнику жизни, оплоту и главному вместилищу Тайко — животворящей силы. А Алматар подарила ему и всему народу Маакивак новую землю, новую Родину. А может, так и должно было быть: путь к новой жизни, новому миру лежит через страну, где господствует смерть, через перерождение. Все те, кто приходит сюда, как бы рождаются заново. А может, все они правда умерли и попали в другой мир? И он, Вёёниемин, тоже умер, умер там, в мире сущего. Быть может, сделав шаг по мёртвой равнине Туннело, он простился с жизнью и воскрес в этом, уже другом мире? И братья, идущие за ним, найдут лишь его обглоданные зверями кости на пороге Туннело?
В это время со стороны Великой воды раздался грохот, и охотник вздрогнул и вскинул голову. Суури и олени так же повернулись в сторону огромного озера. От тела Алматар отделилась гигантская глыба льда величиной с гору и обрушилась в синие воды, подняв волны и белые буруны. Ещё один сын Матери вод закачался на поверхности озера, как две капли воды похожий на дюжину таких же, томно дрейфующих вдоль материнского бока.
Вёёниемин поднялся на ноги, вспугнув олениху с детёнышем, что щипали мох с валунов у подножия бугра. Охотник посмотрел в западном направлении, где темнела кромка леса. Ещё ранее он решил дойти до неё, чтобы осмотреться и переночевать под защитой деревьев. Ночёвка сулила горячую еду и крышу над головой — грех было не воспользоваться этими благами, от которых он уже начал отвыкать.
Его путешествие его подходило к концу.
VI. Мужи севера
Лоухи, Похъёлы хозяйка.
Редкозубая старуха.
Тотчас из дому выходит.
Подошла к калитке быстро.
Плач услышала далёкий
Говорит слова такие:
«Так нигде не плачут дети.
Так и женщины не стонут.
Плачут так одни герои.
Бородатые мужчины».
Калевала. Руна седьмая
К первым деревьям он подошёл, когда косые солнечные лучи удлинили тени и залили окружающее яркой желтизной.
Свободной рукой Вёёниемин срывал сочную чернику и отправлял в рот, щурясь от удовольствия. От леса шёл густой хвойный и грибной запах. Войдя под завесу ветвей, охотник огляделся, выбирая место для стоянки. Под невысокими кряжистыми стволами лиственниц было сухо — землю устилал ковёр из опавшей хвои, да обширные брусничные заросли. Углубляться дальше он не стал, а, сбросив пожитки и оружие, взялся за обустройство лагеря. Нужно было построить кувас — его истомлённое бесконечными переходами тело нуждалось в отдыхе. Поначалу он собирался провести здесь всего одну ночь, но пока стаскивал на стоянку жерди и ломал ветки для кровли, ему пришла мысль, что было бы неплохо продлить отдых перед дальней дорогой обратно. Денёк-другой спокойной безмятежной жизни вернёт ему бодрость и силы.
Возведя небольшую приплюснутую, но уютную хижину, он вырезал на неподатливой коре близстоящей лиственницы суровый лик намо и отправился за дровами. Далеко отходить не пришлось: сломанных сухих сучьев вокруг валялось хоть отбавляй. Прихватив бурдюк, он сходил до маленького озерка, что просматривалось сквозь деревья, и набрал воды. Возвращаясь к стоянке, он увидел за негустой каймой деревьев взбугрённую луговину. На верхушке ближайшего холма он заметил странный камень, который будто бы парил над землёй, — под ним ясно был виден впросвет.
Он остановился и некоторое время всматривался вдаль. Что это — мерещится, или духи играют с ним? Он подождал некоторое время, но видение не прошло — летучий камень по-прежнему висел над бугром. Затем, приглядевшись, он заметил ещё несколько точно таких же камней над вершинами других холмов. Он прикинул, стоит ли идти проверять, что это, сейчас, или можно отложить это назавтра. Камни оставались недвижимы. Охотник взглянул на солнце, которое уже зацепилось краем за размытые очертания дальнего леса, и покачал головой. Близится ночь, а ночью, естественно, по земле бродит всякая нечисть. Не стоит отходить от стоянки на ночь глядя. Быть может, здешние юхти просыпаются раньше, ещё засветло, и эти камни — наверняка их рук дело.
Он вернулся к хижине и поторопился развести огонь. Достав из мешка подбитую днём куропатку, быстро ощипал её и, насадив на палку, поставил над пламенем. Через малое время запахло жареным мясом, и Вёёниемин с удовольствием вдохнул полной грудью соблазняющий аромат.
Он плотно наелся, навалил в костёр толстых валежин и, не дожидаясь темноты, залез в кувас и устроился на мягкой лежанке. С наслаждением потянулся, зевнул и снова почувствовал себя человеком. После стольких дней, когда он питался сушёным, а то и сырым мясом (дров вблизи ледника попадалось немного), после многих ночей, проведённых под открытым небом, Вёёниемин наслаждался уютом своего крохотного жилища, упивался послевкусием жареного мяса и с удовлетворением вслушивался в треск пламени, доносившийся снаружи. Даже вечный человеческий страх перед зловредными юхти, и тот почти прошёл, оставив на самом дне души еле осязаемую тень едва осознаваемого беспокойства. И «летучие» камни казались невинным наваждением, чем-то совсем неважным, не более. Сегодня ему было всё равно — нападут на него юхти или нет; страха не было, была лишь приятная усталость, кровля куваса над головой, ощущение сытости и отсветы разыгравшегося костра.
В лучах яркого солнца камень над соседним бугром подрагивал над поверхностью земли, но Вёёниемин более не обманывался. Он разгадал игру. Оставалось неясным лишь одно: кто её затеял — добрые или злые силы? Пока, впрочем, ни добра ни худа она не приносила.
Вёёниемин стоял, опершись рукой о шероховатую прохладную поверхность округлой гранитной глыбы. У основания глыбы в широкой впадине скопилась дождевая вода. Пэйги охотника пробороздили грязные полосы у самой её кромки. Вода была тёплой (Вёёниемин уже опускал в неё пальцы, чтобы попробовать), застоявшейся. Но вовсе не это заставило его удержаться от пробы её на вкус. Дело было не столько в воде, сколько в самом месте, где она находилась. Место явно было непростым. Иначе не было бы того, что он обнаружил у этого камня и у ещё двух таких же на соседнем бугре, осмотренных им ранее. А подивиться было чему — это точно!
