— Если, конечно, нам будет позволено это?
Лоукка поняла, что брат чувствует то недовольство, что он вызвал своими словами, в точности соответствовавшими и её мыслям, и пытается тем самым загладить вину, давая ей возможность сказать последнее слово. Женщина степенно кивнула.
— Тогда поторопитесь, — сказала она. — А после возвращайтесь и отведайте пищи у моего очага.
Охотники вернулись скоро. Лоукка с дочерью ждали их в хижине, пахло жареным мясом. Ещё с утра Ройго обошла линию силков и принесла домой несколько молодых зайцев, ненароком угодивших в петли. Поблагодарив хозяйку и произнеся похвалу щедрому очагу, мужчины принялись за угощение. Ели жадно, молча, а Лоукка сидела поодаль и по их лицам пыталась угадать, что они могут ей сообщить.
Уже теперь ей было понятно, что непосредственной опасности нет — иначе мужчины столь самозабвенно не набросились бы на еду. А это означало, что осквернители покинули родовое святилище, как она и подозревала.
Насытившись, Альто откинулся на кошме и неспешно облизал пальцы. Лоукка, борясь с нетерпением, покорно ждала.
— Он давно ушёл, — наконец проронил, как бы между прочим, Альто. — Он был один. Пробыл он возле Камней недолго. Построил кувас, осматривал Камни. Потом ушёл.
Он умолк и вопросительно посмотрел на сестру.
— Он нарушил запрет, — не терпящим возражения тоном отчеканила Лоукка.
— Да, но он ушёл. — Альто строго свёл брови.
Лоукка с трудом подавила готовую прорваться ярость.
— Он нарушил запрет, — повторила она.
— Он даже не понял этого. Это чужой человек, мы так кувасы не строим. Он не хотел ничего нарушать, — пытался донести до неё брат.
— За нарушение — смерть! — Лоукка надменно взглянула на Альто, и тот побледнел.
Женщина-пыйхи
[33] знала, что не из страха перед врагом её брат пытается отговориться (в детстве и юности Альто был ещё тем задирой!) Он просто не видит всей тяжести свершившегося. Духи оскорблены, они вопиют о мести. И она, Лоукка, слышит их стенания. К тому же духи могут прогневаться на тех, кто должен блюсти чистоту священного места — на весь Народ и на неё, в первую очередь.
— Он нарушил запрет!
Альто вскочил, напугав Ройгу, и стремительно выбежал в темноту. Остальные охотники подавлено молчали.
Спозаранку, по холодной росе, Лоукка вышла проводить охотников. Альто забрался на спину Савусто, а Кейто с трудом влез на норовистого Сейхии. Остальные пошли рядом. Миновав поляну, Лоукка пропустила сурьи и охотников вперёд, остановила Ройгу у тропы, велев дожидаться здесь, а затем пошла следом за отрядом. Ройго обиженно надула пухлые губки и прижала к груди лоскутную куклу, с которой спала ночью.
Они прошли лесом и вышли на луговину. Здесь Лоукка остановилась и простилась с охотниками. Наказала быть осторожными и свершить надлежащую расправу над неведомым осквернителем. Напомнила, что неотомщённое преступление тяжким позором ляжет на весь род.
— Да обрящите вы помощь предков, — напоследок напутствовала она, взмахом руки отпуская их на священную дорогу мести.
А из-под завесы нависающих ветвей наблюдала за происходящим маленькая Ройго, размазывая грязным кулачком текущие из глаз слёзы. Оброненная кукла, тоже мокрая, лежала в траве у её ног.
Вёёниемин остановился под нависающими ветвями высокой ели. Скинул поклажу, прислонил к стволу копьё и лук. Раскинув руки, потянулся. Подошёл к широкой луже и, присев на окатанный валун, зачерпнул воды. Вода была студёная, аж зубы ломило. Он зачерпнул ещё горсть и умыл лицо. Отдуваясь и отфыркиваясь, вернулся под ёлку. Достал из сумки вчерашнее мясо, начал медленно жевать.
Уже несколько дней шёл он вдоль леса. И за это время погода переменилась. Три дня шли холодные моросящие дожди, а когда они закончились и снова выглянуло солнце, теплее уже не стало. Пришла осень. Ночи стали очень холодными, даже иней выпадал, по утрам в воздухе долго держалась пелена тумана. Улетели коршуны, птицы солнца, окончательно унося на крыльях летнюю негу. Медленно, пока ещё неторопливо, начали движение наполдень великие стада — бесчисленные вереницы бизонов, оленей и даже суури почти незаметно отходили к югу. По небу тянулись косяки гусей и уток.
И вместе с ними шёл Вёёниемин.
Провизия кончилась вместе с последним проглоченным кусочком жареного мяса. Оставив вещи и прихватив только лук и стрелы, Вёёниемин отправился побродить по окрестностям в поисках какой-нибудь добычи. Он обошёл лужу, перелез через покрытые мхом камни и вышел на луговину, стиснутую с двух сторон густым хвойным прямостоем. По луговине шла глубокая звериная тропа, изрытая свежими отпечатками оленьих копыт. Охотник немного прошёл по ней, а затем свернул и углубился в лес.
Он прошёл всего ничего, когда заприметил на толстом, далеко отходящем от ствола суку переливающегося оперением на солнце глухаря. Птица была занята чисткой перьев и потому не заметила приближения охотника. Не мешкая, Вёёниемин приложил к тетиве тонкое древко, натянул лук и пустил стрелу. Глухарь кубарем полетел вниз и ударился о землю. В несколько прыжков охотник подбежал к жертве и подобранным обломком ветви добил раненную птицу. Подвесив тяжёлую тушку к поясу, он отправился дальше: хотелось набить побольше мелкой дичи, чтобы избавить себя от забот о пропитании хотя бы на пару дней.
У крохотного водоёма, подёрнутого ржавой тиной, он подстрелил из лука подраненную утку. Осматривая добычу, обнаружил, что одно крыло у птицы было серьёзно повреждено, и она не могла летать. Уже вновь перейдя тропу и двигаясь по широкой дуге к месту, где оставил пожитки, в глухой чаще он наткнулся на стайку рябчиков и подбил одного из них. Охота прошла удачно: хоть и немного добыл, но теперь проблема с пропитанием была решена.
Вернувшись к своей ели, он принялся разделывать птичьи тушки, ощипывая перья и сдирая с них кожу. Он рассудил, что для того, чтобы продолжать путь, время уже слишком позднее — солнце висело совсем низко над лесом, а лучшего места для стоянки ему, может быть, найти не придётся. До вечера он поджарит добычу и ляжет спать, чтобы завтра с новыми силами вновь двинуться в путь.
Пальцы умело перебирали перья, по щепотке отделяя их от пупырчатой кожи. Весело мурлыкая под нос детскую песенку, слышанную ещё от матери, он весь ушёл в работу.
Внезапно что-то насторожило его. Руки замерли, он поднял голову и прислушался. Несколько мгновений до него не доносилось никаких необычных звуков: всё так же чирикали птицы, жужжали над ухом мухи. Он расслабился и вновь притянул к себе наполовину общипанную тушку рябчика, когда отчётливо различил в упокоенном лесном воздухе хруст валежника. Звук пришёл со стороны луговины, откуда-то из-за деревьев, заслонявших обзор. Оттуда, откуда пришёл сам Вёёниемин. Может, медведь? Или бизон?. Судя по звуку, на валежину наступил кто-то очень тяжёлый. Охотник настороженно всматривался сквозь зелень ветвей, а руки нащупывали лук и стрелы.
