«…Полковник Аурелиано Буэндиа едва ли понимал, что секрет спокойной старости состоит в том, чтобы войти в достойный сговор с одиночеством» (Г. Г. Маркес).
Старость может и должна быть одинокой! Развлекающийся в тусовке старик — нонсенс, казус. Заметим также, что, как бы старик ни развлекался, он все равно одинок, будь то бабушка, окруженная внуками и подругами, или человек избегающий старости по любому из «грустных сценариев» (хоть Дориан Грей, хоть Дон Кихот…).
Старики взращивают мудрость, храня ее, отвечают за нее. Как можно делать это не в одиночестве. Да, хорошо, когда у них есть возможность поделиться ей. Однако возможность редкая и не мешающая одиночеству.
Одинокая старость — норма и, может быть, даже мечта для тех, кто обрел себя, полюбил одиночество:
…И ощутить сиротство, как блаженство.
И потому безразличен к количеству окружающего народа и внимания:
Даруй мне тишь твоих библиотек,
Твоих концертов строгие мотивы,
И — мудрая — я позабуду тех,
Кто умерли или доселе живы.
(Б. Ахмадулина. По улице моей который год…)
Итак, чувство, что ты один.
Одиночество становится экзистенциальной проблемой тогда, когда это вовсе не одиночество, а изоляция. Отличие здесь в проницаемости границ.
Одиночество крепко связано с понятиями Путь и Ответственность, которые, по моему убеждению, не бывают коллективными и при этом не бывают ограниченными.
«Одиночество — это независимость, его я хотел и его добился за долгие годы. Оно было холодным, о да, но зато и тихим, удивительно тихим и огромным, как то холодное тихое пространство, где вращаются звезды» (Г. Гессе).
Холод — один из символов одиночества — почему? Видимо, ему противостоит тепло человеческого общения… Видимо, это из древности — генетическая память. Кучкой, семьей согреться легче.
Старики мерзнут. «И весною кутается в плащ». Конечно, не только от одиночества, просто двигаются мало, кровь плохо гоняется по сосудам. Гиппократ и Аристотель считали, что сама суть старости — истаивание запасов внутреннего природного жара, тепла.
Но тем не менее… Холодное одиночество. Только гений Гессе готов сравнить его с холодом бесконечного Космоса и противопоставить в некотором смысле суетливой маленькой Земле.
Для меня одиночество где-то посередине между понятиями «изоляция» и «единство». Изоляция — это когда человек по каким-то причинам отделяется от других людей, будь то попадание на необитаемый остров или в чуждую среду или просто из-за скверного характера.
Единство — это когда из настоящего сильного переживания, проживания одиночества как себя, личной ответственности, познаешь единение со всем и вся в этом мире… Привычное наше одиночество мечется где-то посередине в муках и тревогах. Оно порождается не столько волей и способностью, сколько страданиями и страхами. И тогда оно хотя и становится родным, порой приятным, порой достойно выглядящим… однако скорее изоляция.
Одиночество, проживаемое по-настоящему честно, неизбежно становится Свободой и Единством.
Джером Дэвид Сэлинджер — один из самых известных и влиятельных писателей в мире. Умер в 2010 году в возрасте 91 года. За последние 45 лет не опубликовал ни строчки.
«Фигура Сэлинджера-затворника стала символической — то ли мудрец, то ли безумец, отказавшийся от суеты ради бессмертия» (здесь и далее по газете «Еврейское слово». № 5. 9–15 февраля 2010). Здесь же публикуется пересказываемый Анатолием Нойманом рассказ американца, прочитавшего в прошлом веке «Над пропастью во ржи» и решившего во что бы то ни стало увидеть автора. Спустя годы в возрасте двадцати с чем-то он поехал в Корниш и долго пытался достучаться (участок был обнесен глухим забором от докучливых посетителей). «Неожиданно ему открыл Сэлинджер. Не сказал ни слова, пошел под навес, тот за ним. Так без звука они постояли несколько минут. Дождь утих, парень пошел к воротам, вышел, Сэлинджер за ним закрыл. Все. Рассказчик закончил: „Это был лучший день в моей жизни“».
Мудрость в Зависимости
«Мы слишком высоко ценим самодостаточность и независимость, поэтому нам кажется унизительным нуждаться в помощи и зависеть от кого-то» (Рам Дасс. Все еще здесь).
«Она в руках детей — вот тяжкий жребий!» (про Клитемнестру, мать Электры. Еврипид).
Идеи бизнеса, семьи — всё пытаемся строить на независимости, и каков обман! Может, потому ни семей, ни бизнеса. Независимость мы путаем с отсутствием связей. Даже от природы человек решил стать «независимым».
В современной культуре культ независимости. Все вроде как хотят и должны быть независимыми. Причем предполагается в первую очередь друг от друга. Ну и дальше: «одежда для независимых, телефон… машина…», «независимые выборы». И за всем этим стоит тотальная зависимость от чиновников, бумажек, телефона, машины… и, конечно, еды, спиртного, моды, газовых, электрических и социальных сетей… Дети уже не имеют права ходить по улицам, женщины рожать, старики умирать… Все повязаны, и это для красоты называют ответственностью или еще как. Независимость существует только как фантазия или иллюзия.
Вот что я тут подумала… Тонкая грань между «взаимосвязь» и «взаимозависимость», «связь» и «зависимость», «быть связанным» и «висеть». Альпинисты поймут.
Зависимость в старости может быть мудрой. И тогда она будет ближе к связи, взаимосвязи.
Приведу пример (реальный случай).
Семья. Папа — работающий, напряженный, официальный глава семьи, мама — работающая, ведущая хозяйство, дочь — подросток, бабушка — пенсионер. Живут в Москве, в выходные ездят на дачу. Права у папы и мамы, машина одна. Все хотят на дачу. Папа может доехать на машине, когда захочет, мама тоже, дочь на электричке или с друзьями. Бабушка — только если ее довезут. Вроде как самый зависимый член семьи. В результате я встречаю именно ее в субботу утром у колодца. Она рассказывает. «Мои все поссорились. Таня хотела ехать или пораньше, или в субботу, Саша хотел футбол посмотреть, Ленка в субботу договорилась на утро куда-то с друзьями и просила подождать… А я собрала сумку и сидела ждала тихонько. А что мне делать? Смотрю, Саша одевается, ключи берет, я спрашиваю: „Саш, ты куда?“ — „В деревню“. — „Можно мне с тобой?“ — „Поехали“».
Тут хорошо видно, что зависимы-то все друг от друга. Но у всех зависимость чисто эмоциональная и потому болезненная, а у бабушки только физическая.
Я поэтому вставила предлог «в» в названии. Сама зависимость — штука не очень приятная. Но в ней большой ресурс обретения и передачи потом мудрости.
Пройти мне это пришлось и на своей шкуре. Я к независимости ох как привыкла. Родители приучали, партнеры… Многого достигла. А потом перещелкнуло что-то. И пошли уроки. Сначала было очень плохо и тяжело, пока не пришло понимание, что это уроки. Да, давать легче, чем брать и тем более просить. Помогало то, что вспоминала, успокаивала себя: «Я тоже подвозила всех, когда машина была, я тоже выручала деньгами тех и тех, я с удовольствием ведь поддерживала, просьбы выполняла…»
