Подросшему сыну надо сначала выползти из-под теплого, но очень тесного порой материнского крыла, чтобы расправить свои перышки. А потом суметь избежать возвращения в Фивы к вечной царице Иокасте. Говоря матери «Ты такая молодая», сын порой подразумевает защитное: «Отстань от меня, устраивай свою жизнь».
Эта защита часто срабатывает. По крайней мере, она может быть полезной для сына, который признается равновозрастным, равно взрослым и отпускается. Но это ловушка для матери. Ибо она отпускает свою прежнюю роль, но не с прогрессом, а с регрессом. Для невестки она становится конкуренткой или подружкой (что также подразумевает конкуренцию). Также и со взрослой дочерью. Тут выходят на сцену все эти царицы-мачехи…
Допустим, сын сообщает маме о своей помолвке или выборе, а то и об ожидании ребенка. Даже высоко психологически развитая, продвинутая женщина испытает шок. В семье кризис, роли меняются. Это надо пережить.
Если бы Эдип был нормально развивающимся нетравмированным парнем и успел понять ситуацию, он бы сказал Иокасте: «Я вырос, случайно, не желая того, убил отца и теперь буду править вместо него. Буду благодарен тебе за поддержку и чуть позже за помощь в воспитании внуков. Я также буду рад, если ты найдешь мне отчима, согласного на роль деда».
В главе о детях, конечно, нельзя пропустить А. С. Грибоедова.
Тут по-другому: Чацкому — 30, Фамусову — 60. Тут старики так старики, хотя «Горе от ума», конечно, не только об этом. Для меня это поучительное описание пришедшего в упадок социума, в котором власть (именно власть) держат старики, а молодые выбирают между приспособлением и бегством и в результате становятся не зрелыми, а скорее переростками.
Думаю, у этого гнилого зуба два больших корня. Во-первых, стариков у нас много, причем много давно, то есть давно сохраняется соотношение… Во-вторых, ценностью является власть, и власть дороже, чем дети.
Тут мы при всех своих заявках на цивилизованность куда ближе к дикой природе с ее контролем в стае, чем любые туземцы.
Возвращаясь к предсказаниям оракулов и к детям, «несущим смерть», хочу порекомендовать исследование Елены Пуртовой (журнал «Юнгианский анализ», № 3. Е. Пуртова. Пенелопа. Работа ожидания).
«Отец Пенелопы спартанский царь Икарий бросил ее в воду, узнав пророчество, что она будет ткать саван отцу. Но стая уток не дала ей утонуть и помогла добраться до берега». И далее, когда Пенелопа выходит замуж: «Икарий очень не хотел расставаться с дочерью и после свадьбы упрашивал зятя остаться в Спарте, затем долго шел за их колесницей, умоляя Пенелопу не уезжать, но та низко опустила покрывало…»
Саван она, кстати, действительно ткет, но свекру и три года, чтобы отвадить надоедающих женихов, каждую ночь распуская свою работу.
Как видно, женская психика здоровее справляется с отцовским комплексом и насилием. Интересно также заметить мимоходом, что после смерти Одиссея и всех прочих отцов в этой истории совершается перекрестный брак двух вдов на пасынках — сыновьях Одиссея, что отнюдь не воспринимается негативно. Очередной раз подчеркивается: мифы табуируют кровосмешение, как справедливо отметил Фрейд, и только.
Пока писала, спрашивала детей об их ощущениях перехода во взрослость. Старшая дочь сказала: «Я почему-то вспомнила фразу „Пока наши родители живы, мы все — дети“».
Об этой мысли можно поразмыслить с самых разных сторон.
Комплекс стареющих Короля и Королевы — страх неопределенности старости, потери контроля.
Личный опыт. Я не даю задания своей 20-летней дочери, я прошу ее. Собственно, прошу-то я почти всегда. Но ожидания… Теперь я не обеспечиваю ее, не кормлю в прямом смысле, она от меня почти не зависит. Всех аргументов в мою пользу — прошлые заслуги и теплые чувства. И вот теперь мои просьбы после всех ее дел, дел ее парня в одном ряду с делами других родственников, бывшего моего мужа, как это ни обидно, и даже его матушки. К этому надо привыкнуть, с этим надо смириться, то есть мирно принять. Ни к чему требовать уважения, то есть пытаться придать себе больше важности. Скорее всего, не получится, если не грубый шантаж. А зачем? Ведь если честно — мои дела не такие уж архисрочные, просто чувствую себя непривычно и некомфортно.
В заключение тут хочу заметить. Сейчас наконец-то психология приобретает популярность. Люди стали больше внимания уделять пониманию своей души, психического устройства, возможностей изменений. Взаимоотношения с родителями — одна из основных тем. Но в нашей общей культуре приняты эдакие метания. До Зигмунда Фрейда Мать была чем-то святым, неприкосновенным. Хула и критика Матери была жестким табу. Для этого были мачехи. Психоанализ обнаружил, что важные компоненты нашей психики — интроецированные образы родителей и детские комплексы, взращенные на травмах. Коротко и попроще это стало звучать так: виноваты родители. Сейчас вот в ходу термин «токсичные родители». Но дело в том, что с душой и психологией НЕЛЬЗЯ попроще!
Каждый человек волен выбирать себе судьбу и, как говорил один из моих учителей, «каждый имеет право на счастливое детство, в любом возрасте».
Мы не можем вырастить детей и помочь им стать взрослыми без обоюдных психологических травм, потерь и, главное, — труда!
Взрослеющие дети часто больно ранят нас, так же как и мы. У них в ресурсе эволюционная жизненная сила, у нас — терпение, навык жить и мудрость.
«Только то, что ты помнишь с любовью, реально» (К. П. Эстес).
Король Лир
Почти неожиданно для меня тема благодарности детей оказалась одной из самых болезненных в «старости». «И что же! Можно вот так пинать?!» «То есть вы считаете, что родителей можно выбрасывать на улицу?!» Истории о неблагодарных детях неминуемо вызывают негодование у старшего поколения.
Клиентский случай.
Екатерина (63 года) очень страдает от горькой обиды на 30-летнюю дочь, от которой не получает ожидаемого внимания, выражений любви и благодарности. В процессе работы удается выявить несколько разных комплексов, питающих эту обиду, доходящую до гнева и отчаяния.
Наиболее полноводно обиду и злость питает личный детский комплекс брошенности. Екатерина была третьим, нежеланным ребенком, родители разводились. Испытав в детстве дефицит внимания и ласки, она, как бывает, «передала» дочери материнские функции.
Второе — комплекс вины. Екатерина, не будучи близка с матерью («она героически вырастила троих детей, и всё»), теплоты и благодарности к ней не испытывает, старость ее не была окружена заботой дочери и прошла в одиночестве («а что я должна была?..»).
Третье — страх. Страх (тревога!) одиночества, беспомощности. Мы ждем, чтобы нас защищали от него, требуем этого от детей. Они должны дать нам гарантии, что «не выбросят нас на улицу», «не сдадут в богадельню», не оставят умирать в одиночестве и т. п.
Все три составляющие очень сильно заряженного эмоционально комплекса, сплетаясь и взаимно усиливая друг друга, доводят человека до состояния отчаяния и безуспешно пытаются найти выход в претензиях к дочери.
