Можно ли в старости научиться думать? Можно. Медведей в цирке можно на коньках научить кататься. Но нужна воля, конечно. Зато какую пользу роду можно принести. «Мы живем, пока нужны эволюции» (К. Г. Юнг). Есть ли у кого-то, кроме стариков, мужество и свобода, чтобы научиться думать, помочь увидеть, что это, внукам…
Читать.
Думать хорошо помогают книги. Читать — тоже одно из больших дел старости. Ведь большинство книг, великих книг написано стариками и отнюдь не для молодежи, которой эту литературу насильно пихают в школе. Паустовский и Толстой, Герцен и Маркес — как приятно читать их, когда прожил много, размышляя вместе. Не анализируя, не для сочинения на оценку и не развлечения ради, а думая.
Мой любимый Р. Уилсон со своим чудесным юмором сделал в свое время такой подарок. На 190-й странице «Психологии эволюции», там, где соображать, не отставая от его мыслей, становится все труднее и труднее, после одной умной фразы стоит звездочка. И какое, вы думаете, пояснение в сноске? Вот оно: «Пожалуйста, прочитайте это предложение еще раз и хорошо подумайте над ним». Ну каково? Я-то ждала подсказки. Так и подсказано — где искать…
Есть книги для чувств, есть для мозгов, интеллекта. Одни развлекают интеллект, как другие — психику. Они подбрасывают задачки от математических до детективных, тренируя и оживляя, как спорт. Но есть книги, предлагающие думать.
Помните, тот же Уилсон говорит: «Вы никогда не сможете понять что-либо, просто прочитав об этом книгу». Шутка не в том, что вы должны обязательно увидеть или пережить… можно ещё Думать.
Еще хочу процитировать автобиографию Ч. Дарвина, написанную в конце 73-летней жизни: «Я не заметил никакого изменения в складе моего ума за последние 30 лет, за исключением одного пункта, о котором сейчас упомяну [речь о потере интереса к поэзии. — ЮЖе]; да такая перемена едва ли и могла иметь место, кроме разве что общего упадка сил. Но мой отец дожил до 83 лет, сохранив обычную живость ума и всех своих способностей; я надеюсь, что и я умру прежде, чем мой ум заметно одряхлеет. Мне кажется, что с годами я достиг большого искусства в угадывании верных объяснений и придумывании экспериментальных проверок; но, может, это только результат большой практики, более обширного запаса знаний. Как и всегда, я затрудняюсь выражать свои мысли ясно и сжато, и это затруднение было для меня причиной большой траты времени, но оно имеет и ту искупающую выгоду, что заставляет меня долго и упорно обдумывать каждую фразу, благодаря чему я мог находить ошибки как в своих, так и в чужих наблюдениях».
Теперь про другое думанье. Думать как медитировать, как молиться. Думать о жизни и думать о ком-то.
«Говорят, что молитва — это когда ты говоришь с Богом, а медитация — когда слушаешь Бога. Угадайте, что лучше дается мне?»
«Стоит попросить мой ум сидеть спокойно, на него немедленно находит: 1) скука, 2) злость, 3) тоска, 4) беспокойство и 5) все вышеперечисленное одновременно».
«Как и большинству гуманоидов, мне в нагрузку досталось то, что буддисты называют ум-обезьяна. Мысли перескакивают с ветки на ветку, задерживаясь лишь для того, чтобы почесаться, плюнуть и заверещать» (Э. Гилберт. Есть, молиться, любить).
«Когда-то мне удалось поговорить с одним из лучших футболистов Европы того времени, обладателем различных наград и призов, настоящим гением в своем деле. В ту пору я не был еще так хорошо обеспечен, как сейчас, и мне хотелось выяснить, в чем залог его успешной спортивной карьеры. Он рассказал, что ему помогают не только любовь к футболу и настойчивые тренировки, но еще и его бабушка. Я был удивлен и даже переспросил, что он имеет в виду. Тогда этот парень, не стесняясь и ничего не скрывая, поведал о том, что сразу же после его появления на свет женщина удалилась в монастырь, чтобы до конца своих дней молиться за успех и здоровье внука. Фактически, она принесла в жертву свою жизнь ради внука. Речь сейчас не о том, чем он заслужил такую судьбу и насколько истинно любящим и просветленным человеком является его бабушка. Я хочу обратить твое внимание на факт постоянной энергетической подпитки этого футболиста, благодаря которой стали возможны все эти достижения. Его бабушка, со всей дарованной ей верой и искренностью, по несколько раз в день создает в поле жизни внука энергетический след успеха» (И. Ларсон. Самая большая иллюзия).
Воспоминания и мемуары
«Не спеши скорбеть, ибо скорбь обитает в груди глупцов, Не говори: „Как случилось, что прежние дни были лучше этих?“, Ибо не от мудрости ты спросил об этом» (Екклезиаст).
«— Когда пишут о своей жизни, это, кажется, называется мемауры или что-то в этом роде?
— Не мемауры, а мемуары, — буркнул папа.
— А вечером ты бы читал нам вслух то, что написал за день, — продолжала уговаривать его мама. — Но можно и после завтрака или обеда.
— Так быстро книгу не напишешь, — проворчал папа и высунулся из-под одеяла. — Не думай, что это просто: взял и написал. Я не стану читать, пока не закончу всю главу. И сначала прочитаю только тебе, а потом уже всем остальным.
— Да, пожалуй, ты прав, — согласилась мама и полезла на чердак за тетрадью.
— Как папа? — спросил Муми-тролль.
— Получше, — улыбнулась мама. — А теперь, малыши, не шумите, потому что с сегодняшнего дня папа начинает писать мемуары» (Т. Янссон. Мемуары папы Муми-тролля).
Конечно, один из явных признаков старости — это накопление прошлой истории. Когда воспоминаний больше и больше, больше, чем ожиданий и фантазий, или просто много. И еще, по моим ощущениям (схожим с сэром Генри у О. Уайльда), это когда уже очень много не может случиться в первый раз.
Один из очевидных признаков приближения старости для меня — это количество этих «уже не»: не пойду в школу и не окончу ее, и институт, и любовь, и секс, и рождение сына, и рождение дочки, и развод, и работа, и «Маленький принц», «Чайка Дж. Л.», увидеть море и полететь, поговорить с мамой о важном… — все это уже не случится в первый раз, а некоторое вообще.
Старость — сожаление о прошедших кайфах? Странно — ведь кайфы же, почему же сожаление? Видимо, от страха, что так уже не будет. Да уж, «и солнце было ярче, и вода мокрее».
Надо заметить ради справедливости, что воспоминания с примесью тоски об ушедшем присущи любому возрасту. Вот моя 10-летняя дочь Поли предается меланхолии со словами «я вспоминаю детство». Вот на выпускном вечере в школе девчонки плачут над фотографиями себя в 1-м классе. Я даже помню невероятно душещипательный «праздник» «До свиданья, детский сад»…
Таким образом, прошлая история, воспоминания, сожаление об ушедшем отнюдь не признак старости. В старости этого просто больше, чем во всех остальных возрастах, но, как ни странно, это не считается ценностью. А ведь старость может гордиться тем, что ей действительно есть что вспоминать. Не многие старики получают это удовольствие, доступное всем.
