Неужели вы дочитали досюда? Смешной вы человек!
Жажда жизни
«Я жить хочу! Хочу увидеть я, как скрючиваться будут руки…» (Х. Л. Портильо. Пирамида Кецалькоатля).
Жажда жизни или страх смерти. Есть ли разница? У стариков часто обостренная жажда жизни, и мы привычно связываем это со страхом смерти.
В молодости, когда «все впереди», жизнь не так ценится. Молодые часто склонны к экстриму, безрассудному риску и суициду. Настоящего старика на такой шаг толкает очень долгое и мучительное отчаяние. А ненастоящего?
Жажда жизни — это ощущение ее ценности.
Да, увидеть, как скрючиваются руки. Увидеть внуков и правнуков, сад и лес, посаженный тобой, и посадить еще ростки. Испытать мудрость и спокойствие.
Для меня старость, ожидание старости — это мечта о времени, когда ты уже ничего не должен и, в общем, не многое можешь сделать. Все, что мог, ты уже сделал. Теперь можно сесть и успокоиться. Можно погрустить сколько-то о том, что что-то не сделано, а что-то не совсем так, как представлялось, но уж так вышло. Зато ты вне гонки, сошел с трассы. Теперь присядь на обочину и вспомни, посмотри на тех, кто был рядом, на тех, кто мчится дальше, и строй шалаш у дороги, постоялый двор для путников, собери лечебных трав для уставших или раненых, просто циновку у родника постели…
А может, это своего рода привычка жить?
Жизнь — очень жидкая. Потребность жить — весьма близка к жажде. И как приятно утолять эту жажду спокойно, сосредоточенно, небольшими глотками, как жасминовый чай или хороший терпкий кофе… и чувствовать ее смысл.
Пороки старости
«Изобилье их сделало надменными, познания тщеславными, изнеженность — жестокосердными» (Х. Л. Портильо. Пирамида Кецалькоатля).
Или, помните, это чудесное: «Но затем приходит старость. И не делает нас мудрее, а делает жаднее. И теперь вот я — старый обжора…» (У. Эко. Имя розы).
У старости полно пороков. Обостряются, усиливаются страхи, а к тем, что накопились, плюсуются новые…
Мелочность. Занудство. Недовольство. Злоба. Зависть. Жадность. Лень. Глупость. Ворчание, брюзжание — воинствующее и нет. Эгоцентризм, придирчивость, требовательность, бестактность, черствость. Это все называют «сенильные черты» — симптомы нарастающего старческого слабоумия. Хотя это скорее не про ум, а про волю.
В старости трудно исправляться, почти невозможно. Гибкость теряется. Все, что дано, — признавать подобно герою Умберто Эко.
Потому так важна подготовка, а сначала просто понимание старости как будущего, большого близкого. Как пытаемся мы привить ребенку трудолюбие или творчество с детства, чтобы потом… так и зрелому пора задумываться, как он пойдет в гору с тем, что накопил.
Про Кощея, чахнущего над златом, мы уже говорили не раз, давайте про Карабаса-Барабаса? Я очень люблю советский фильм «Приключения Буратино». Там чудесная плеяда старичков. Джузеппе, Карло, Тортила, Дуремар и Карабас. Они там, конечно, не старички (за исключением Черепахи), а скорее — стареющие. И у каждого свои отношения с куклами для старости. Карабас заостряет наше внимание на сиротстве, помните: «Помогите сироте!» Старики все сироты, но одни принимают его, а другие пытаются спекулировать для получения у-важения или жалости, в любом случае — для манипуляций.
У Карабаса чудесная песенка: «Да, я готов на подлости! Да, я готов на гадости! Лишь бы все исполнить к своей великой радости…»
Та же Шапокляк: «Ну, разве это много, хочу, чтоб мой портрет застенчиво и строго смотрел со всех газет…»
Эти песенки мне, например, весьма помогают принимать те пороки, которые сильно и прочно, как сорняки, сидят на грядках моей личности. Можно полоть, можно засеивать сидератами, присыпать мульчой, можно отпустить, как устанешь, и есть салат из них, а не из редиски.
Недовольство
Пессимизм не громкий, не кричащий, без агрессии может быть полезен в разумных пределах. Ведь «все же не могут», да и не все должны, а кому-то порой и надо взять на себя… И если уж решили быть пессимистом (или изредка накатывает), то полезно научиться ворчать. В нужной тональности, чтобы не держать в себе недовольство устройством жизни, чтобы никому не мешать, но давать возможность прислушаться.
«Опять будет дождь, и сено, конечно, собрать некому, промокнет и сгниет, и на зиму не хватит, и белье вряд ли кто снять догадается…»
Бубуканье. Это и есть классическое ворчание. Опять же, помните, винни-пуховские ворчалки. Это когда бормочешь себе под нос.
«Ну, куда запропастился этот… (мед, внук, протез), что мне делать со всем этим теряющимся без конца, видимо, Земля крутится слишком быстро, раз все разлетается и не сидит по местам…»
Боюсь, объяснить не смогу, но есть два полюса ворчание и брюзжание. Чтобы почувствовать разницу, нужно вслушаться в эти слова. Одно как голубиное бормотание, а другое — как воронье, скрипучее, ухо режущее. От второго надо бы воздерживаться. Думаю, лучше всего это выразил Тютчев, обозначив как негативный «старческий задор»…
Спаси тогда нас, добрый гений,
От малодушных укоризн,
От клеветы, от озлоблений
На изменяющую жизнь;
От чувства затаенной злости
На обновляющийся мир,
Где новые садятся гости
За уготованный им пир…
Занудство. Это направленное ворчание. Порой оно становится противным, потому тут важно чувствовать меру, вовремя останавливаться, переходить на юмор.
«Ну вот, опять он (внук) не надел шарф, а может, и шапку забыл, кроме меня, никто не посмотрит, и самому никак не подумать, одна я должна волноваться и помнить, что на улице мороз и можно подхватить простуду или чего похуже, вроде моего старческого занудства…»
Ругательства
Ворчать — это одно. Но иногда можно же и рассердиться! Ведь случаются разные безобразия, да и внуки вполне готовы распоясаться. У стариков мало мер воздействия — ни силы, ни ресурсов. Приходится ругаться. Плох тот старик, а старуха тем более, у которого нет фирменного ругательства. Такого, чтобы аудитория застыла в изумлении и уж точно поняла всю оскорбительность! В моей коллекции на сегодня:
«Эх ты, олень ты северный!»
«Тьфу ты, турок завоеванный!»
«Эх ты, валенок недоштопанный!»
«Эх вы, фунька с мунькой!»
Ну и конечно, всякие разновидности «ешкиных котов» и «ядреных вошей».
Правила построения такого оскорбительного ругательства просты: сначала «Эх ты!», потом почему-то существительное и затем прилагательное. Видимо, вывернутость словосочетания придает ему «оскорбительного колорита».
