Парижане снискали себе репутацию людей сложных, а доброта иногда кажется бесценным товаром, который достается далеко не каждому.
Тем не менее я смог здесь выжить во всех передрягах благодаря своему особому американскому оптимизму (и брауни). Еще я благодарен за то, что, вероятно, ко мне относятся лучше, чем к кому-либо другому переехавшему сюда из Америки, не говорящему вначале ни слова по-французски и старающемуся выжить в чужой стране.
Что мне помогло, так это то, что я понял местную еду и изо всех сил старался адаптироваться к культуре, а не пытался заставить культуру адаптироваться ко мне. Я приехал, зная довольно много о выпечке, сырах, шоколаде и хлебе, что впечатляло французов, и я всегда был доволен настолько, насколько позволяли обстоятельства. Еще важнее то, что я понял — нужно уделить достаточно времени, чтобы познакомиться с людьми, особенно с продавцами, которые терпеливо рассказывали мне о своих товарах. Множество людей, которые приезжают сюда с широко раскрытыми глазами и в невероятном возбуждении, уезжают, не прожив и года, только потому, что не могут жить без своего любимого шампуня, или кондиционера, или уровня обслуживания, или шнурков для ботинок длиной ровно 110 сантиметров (которые я все-таки отыскал в супермаркете Target в Хьюстоне). У меня здесь тоже накопился список вещей, по которым я скучаю, но я завел новых друзей, пережил необычные приключения и гораздо сильнее почувствовал себя частью мирового сообщества, чем когда жил в Штатах.
Как только я узнал правила и прошел через неизбежные эмоциональные удары и синяки, которые должен терпеть любой аутсайдер, я стал обычным жителем своего района: l’Americain и chef-patissier. (Не уверен, что первое определение сработало бы, не будь у меня преимущества второго.)
Я стараюсь действовать как парижанин: улыбаюсь только тогда, когда на самом деле чувствую себя счастливым, и влезаю без очереди всякий раз, если предоставляется возможность.
Почти перестал есть овощи, а вино стало единственным источником влаги в моем организме. Никому ни в чем не уступаю, физически и психологически, и научился так здорово делать самому себе уколы, что начинаю думать, что моя мама была права — мне следовало стать врачом.
Но я всегда останавливаюсь, чтобы обменяться рукопожатиями и поболтать с продавцами на рынке, которые стали моими друзьями, — с Жаком, продающим лучшие оливки и тапенады из Прованса, и Жозе из магазина Graineterie du Marché, чьи прилавки заполнены всеми видами чечевицы, круп, соли, pruneaux d’Agen
459, а еще le popcorn, который, думаю, он держит исключительно для меня.
Мое воскресное утро было бы неполным без покупки poulet crapaudine, молоденькой курочки с корочкой из соли и трав, зажаренной до карамельной хрустящей корочки, у Катрин, немного странной продавщицы курицы, которая, увидев меня, вопит поверх голов окружающих ее rotisserie
460 других покупателей «Давиииид, HowareyouImfine!»
461 одним безостановочным приветствием. И раз уж леди из магазина, продающего свинину, сменила гнев на милость, моя жизнь стала не только слаще, но и богаче. Теперь в ней масса patés, boudins blancs и saucisses aux herbes
462 плюс иногда даже goüter of jambon de Bayonne
463, когда она особенно расщедрится.
И, конечно, ребята с рыбного рынка. Благодаря им я ем отличную рыбу и больше, чем когда-либо раньше.
Мне посчастливилось испытать то, что очень мало приезжих видели в Париже: взвешивание сонных угрей ранним утром, присмотр за конфетами в одном из лучших шоколадных бутиков города, познавательную поездку для изучения соли вдоль Атлантического побережья, включающую изменение маршрута (а такое во Франции происходит сплошь и рядом), во время которого я узнал секреты приготовления соленой сливочной карамели от местного бретонского шеф-повара.
Мне доподлинно известно, что я здесь всерьез и надолго, когда покупаю костюм специально для того, чтобы выносить в нем мусор. И думаю, что определенно есть смысл, когда выключатель света в ванной находится не внутри ее, а снаружи. И летом, в душную жару, я держу свои окна плотно закрытыми, чтобы не позволить свежему воздуху попасть внутрь, ведь я могу очень, очень сильно заболеть. И когда беззубый продавец на рынке Алигр перестает удивляться тому, что я раскрыл его трюк с большим пальцем на весах при взвешивании вишни, — преимущество моих приобретенных здесь новых навыков повара-кондитера.
Я знаю, что наконец обосновался здесь, потому что мой врач больше не задается вопросом, почему я принес фонарик во время своего визита. Когда сдача с €1 составляет 37 центов, кассир уже не отсчитывает мне 37 монеток по одному центу в качестве наказания за то, что я не приготовил точную сумму. И если кто-то говорит мне: «Эта твоя новая рубашка выглядит ужасно» — я воспринимаю это как комплимент, потому что на особом французском жаргоне ее на самом деле похвалили.
Перед возвращением в Штаты я всегда ожидал поездки, думая: «Ах, не могу дождаться, когда буду рядом с людьми, которые меня понимают». Но теперь это не столь очевидно, и сейчас я уже не уверен, где мне удобнее: здесь или там. И это хорошо.
Не каждый день в Париже — сахар. Хотя я и приложил все усилия, всегда бывают взлеты и падения. Приехав в Париж, я понятия не имел, что мне готовит будущее. Из-за этого моя жизнь превратилась во что-то вроде приключения, и иногда я сам удивляюсь, как легко мне удается общаться с местными, заводить дружбу с угрюмыми продавцами и, что лучше всего, находить на улицах Парижа все новые и новые места, где можно раздобыть что-то вкусненькое.
Это пекарни с маслянистыми круассанами, которые подаются прямо из духовки каждое утро; изобилующие товарами открытые рынки, где я покупаю свои ежедневные продукты; изысканные магазины шоколада, которые, даже после всех этих лет, продолжают вызывать во мне восхищение и не прекращают поражать, когда я в них захожу. А еще, конечно, эти не похожие на других люди, делающие Париж таким особенным местом на земле.
И теперь я могу считать себя одним из них.
BROWNIES A LA CONFITURE DE LAIT
БРАУНИ С ДУЛЬСЕ ДЕ ЛЕЧЕ
НА 12 ПОРЦИЙ
Они открыли передо мной в Париже немало дверей. Как только я начал раздавать эти шоколадные квадратики с завитками confiture de lait
464, все проблемы, которые казались неразрешимыми, испарялись с той же скоростью, что и сами брауни.
