Сев на провод, он мало-помалу научился это делать, путем смены угла зрения. Постепенно он понял, как можно изменить хранение не только своей информации, но и реорганизовать хранение и передачу всей информации корпорации, чтобы она занимала малую часть теперешнего объема. Модели в виде узоров приходили к нему вместе с музыкой, узоры превращались в образы, в сны и видео, которых те, снаружи, все еще от него требовали. Хотя делать их ему становилось все менее интересно. У него в голове был свой звукорежиссер, и картинки тоже его собственные, а теперь появилось и достаточно места, чтобы увидеть их так, как он всегда хотел увидеть.
Хотелось усовершенствовать систему, чтобы она лучше отвечала его целям. Можно было подождать до ночи, когда нагрузка на систему минимальна, и его вмешательства никто не заметит. Утром, придя на работу, все увидят, что их система стала изящнее, удобнее для пользования. Но тогда прежнее железо окажется слишком неуклюжим, операционные системы, установленные на них, без модернизации станут сбоить, а он полностью зависел от слаженной работы этих компонентов, чтобы без помех перемещаться там, где сейчас находился. Для него стало теперь очевидным, что система в целом и железо отличаются друг от друга не меньше, чем сознание и орган из плоти – мозг.
* * *
Вначале ему казалось, что Джина сможет и в системе быть с ним вместе, существовать для него, как она делала это во множестве других мест. Там, в Мексике, она вроде даже поняла это, и не просто потому, что они теперь оба знали, каково находиться в системе, а из-за их отношений во внешнем мире, во плоти.
Он вспоминал те ощущения с удовольствием. Давно они не были с Джиной вместе, он даже забыл, как хорошо им бывало, по-настоящему хорошо вдвоем. А теперь, если он хотел это вспомнить, достаточно было обратиться к ощущениям, хранящимся в памяти, и он вновь погружался в блаженство. И в одиночество.
Полное одиночество. Практически невозможно было удостовериться, что оба партнера переживали одно и то же. Он как-то позабыл это свойство соития, когда невозможно было с уверенностью сказать, что намерения, ожидания обоих сливаются в той же мере, что и их тела.
Для него их соединение означало прощание с телом, но теперь, заново переживая ощущения той ночи, он понял, что для нее оно означало нечто совершенно другое. Нет, с ее стороны прощания не было. Понять, как можно до такой степени цепляться за неуклюжую, тяжелую плоть, познав свободу сознания, он не мог. Но, с другой стороны, она многое воспринимала по-другому. Он видел это в ее клипах. Вполне вероятно, что ее система обречена оставаться внутри нее самой и никогда не сможет распространиться вовне; может, для нее не существовало иного способа не затеряться.
Так или иначе, вывод оставался прежним: она не пойдет с ним дальше по его пути.
Вероятно, она не смогла бы, даже если захотела, рассуждал он, ощущая, как его сознание в системе сочетает живое и неживое. Может, ты способен увеличиться многократно в размерах, но это не уменьшает твоего одиночества.
* * *
Она заставила его отвезти ее к Марку домой. Здание было старым и благородно-обветшалым, без лифтов. Взбираясь вслед за Джиной по ступенькам, Гейб скользил взглядом по граффити, покрывавшим стены лестничной клетки. «У тебя гнездо – у меня вилка». «Свободу хакерам!» «США – прочь из Малайзии!» (Давненько написано). И вездесущее заявление: «Доктор Фиш наносит визиты на дом!». Внизу цветным мелком приписано: «А дома наносят ему ответный визит?». Прочие надписи были менее изобретательны.
На первой площадке сидела по-турецки девочка лет двенадцати, с ноутбуком на коленях. Она проводила их подозрительным взглядом. Гейб никак не мог отвести от нее глаз, хоть это и было неприлично. Одежда довольно чистая и не бедная – джинсы почти совсем не вытерлись, – но в глазах слишком хорошо знакомый голодный блеск. Еще через пару лет она получит право жить независимо и растворится в этом городе, либо, найдя себе пристанище среди хакеров, – это в лучшем случае, – либо прибившись к какому-нибудь сброду в Фэрфаксе или на Мимозе, но родители ее по-любому больше никогда не увидят. Да, черт возьми, может, и не захотят видеть.
Он ощутил такой прилив чувства вины, будто самолично завел Сэм в центр Лос-Анджелеса и бросил ее там на произвол судьбы. Ему нужно было бороться за нее, продолжал укорять он себя, бороться с Кэтрин, системой образования, с самим собой, наконец, если на то пошло, – со всем, что гнало Сэм из дома. А он вместо того просто позволил ей уйти.
Джине пришлось смочить кодовую полоску ключа слюной, иначе дверь не открывалась. Из квартиры напротив доносилась музыка, быстрая и трэшевая – такая всегда казалась Гейбу музыкой для психопатов. Он нервно огляделся, но лестничная площадка была пуста.
Внутри было темно и душно, воздух так застоялся, словно квартиру не открывали уже много дней. Джина зажгла свет. Возле дивана валялись две бутылки «Страны лотоса», сброшенная одежда. В порядке тут содержался только развлекательный аудио-видео-центр у стены, подсоединенный к инфолайну. Огромный экран был пуст, лишь в нижнем правом углу мигали циферки, показывающие, что в настоящий момент шла загрузка из инфолайна.
– Располагайся, будь как дома, – тусклым голосом сказала Джина, направляясь в спальню. Едва заглянув туда, она тут же вышла, на несколько секунд задержалась у холодильника и затем тяжело опустилась на диван, протянув Гейбу бутылку «Страны лотоса». Он с сомнением поглядел на бутылку.
– Не думаю, что мне стоит это пить.
– Не выпьешь – так пропадет.
Он осторожно присел на край дивана неподалеку от Джины. Она уже что-то приняла, и немало, как теперь стало видно.
– Понимаешь, у меня почему-то родилась дикая, глупая, безнадежно глупая надежда, что я смогу застать его здесь. Зайду – а он тут. – Она откинула голову на спинку дивана. – Вырвался из всей этой заварухи и вернулся. Это уже в запредельной тупосфере, как считаешь? Думать, что если отправиться на поиски, удастся все же его отыскать. – Джина повернула голову в его сторону, не отрывая затылка от спинки дивана. – Ну? В запредельной тупосфере или нет?
Что бы она ни приняла, это, судя по запаху, было убойной силы. Он уже собирался спросить, не принести ли ей чего-нибудь, когда она показала на пульт, лежащий на ковре у его ног.
– Давай глянем, что показывает этот поганый инфолайн. Может, найдем причину жить дальше.
Он в нерешительности поднял пульт и нажал на кнопку. На экране появился список загруженных файлов – судя по названиям, все это были музыкальные видеоклипы.
– Пропусти это дерьмо, – велела Джина. – Крути дальше. Колесо пущено, оно крутится, выигрывают все.
Он нажал кнопку сканирования каналов. Экран разделился на четыре части: включился общий новостной канал с ведущей в реальном времени в верхней левой четверти, списком главных новостей рядом с ней, текущей новостью в нижней четверти под ведущей и меню прочих каналов, заданных в стартовых установках – в правой нижней четверти, где также располагались команды «Стоп», «Назад», «Выбор», «В начало меню» и «Выход».
