Марк коротко безрадостно рассмеялся.
– Я слишком занят. Здесь у меня есть все необходимое.
Он снова лег и свернулся калачиком, а оба врача направились к подъемнику. Гейб ретировался в коридор.
– Вернитесь сейчас же! – кричала Джина вслед докторам. – Как вы можете утверждать, что все «в пределах нормы»! Это был вовсе не он, а какая-то говорящая программа, долбаный зомби…
– Мисс Айеси, мы будем контролировать его жизненные показатели, но помимо этого…
– Да вся его долбаная картина мозговой активности ненормальна! – продолжала кричать Джина. – Совершенно ненормальна, и вы знаете это!
Гейб отступил еще дальше, услышав стук платформы подъемника о мостик перехода.
– Принимая во внимание образ жизни, который вы вели со своим другом, неудивительно, что имеются некоторые отклонения. Но общая картина находится в допустимых пределах, с поправкой на изменения, возникшие после процедуры имплантации.
– Чушь!
Гейб поморщился. Дар красноречия всегда оставлял ее в самый неподходящий момент. Потом кинулся к своей двери и открыл ее, притворившись, будто только что пришел. Врачи с профессионально решительным видом двинулись по коридору. Проходя мимо, они кивнули Гейбу, тот кивнул в ответ, не сводя с них глаз и пытаясь понять, есть ли у них тоже гнезда или нет. Припомнить, видел ли он их когда-либо прежде, до или после своей операции, он так и не смог.
Дождавшись, когда они, наконец, исчезли, Гейб снова направился в «яму» Марка. Джина по-прежнему стояла рядом со свернувшимся на ковре калачиком неподвижным телом, склонив голову и обхватив себя руками. Внезапно Гейб ощутил прилив досады – на Марка, а потом и на нее. Но отмахнулся от этого непонятного чувства.
– Я все слышал, – сказал он.
При виде него свирепое выражение исчезло с ее лица. Гейб счел это неплохим знаком и спустился к ней.
– Вернее, не совсем все, но достаточно, – уточнил он. – И видел, как он проснулся и заговорил. Совершенно на него не похоже. Но и ты, когда очнулась тогда, в «яме», не особенно на себя была похожа.
Джина пожала плечами.
– Всем безразлично, кроме меня, а он не желает моей заботы. – Она потрогала спину Марка мыском ботинка. – Стоило бы, наверное, плюнуть на все, если ему так угодно, но он ведь именно этого и дожидается.
Гейб порывисто взял ее под локоть и повел к подъемнику, удивившись, что она его не оттолкнула.
– Может, стоит привести независимого врача? – спросил он, пока платформа поднималась к входу.
– Я пыталась, – устало сказала она. – Ривера не допустит. Поэтому я решила привлечь хоть чье-то внимание.
– И вот еще, – продолжил он. – Тот тип в плаще, что все время меняется…
– Вальжан, – раздраженно бросила она, первой выходя в коридор.
– Он самый. Я видел его всего несколько минут назад, здесь. В лифте. Причем он просил передать тебе, или кому-то еще, что-то о потоке и береге.
Джина остановилась и хмуро посмотрела на него.
– Что это значит?
– И Марк вот тоже произнес эти слова…
– Да какого хрена он сказал, наконец? – нетерпеливо переспросила Джина.
– Он сказал, что попал в поток видео, и что на берегу был какой-то незнакомец.
– Опять. – Она пожала плечами. – Марк опять делал видео для «Канадейтайм».
– Я думал, ты делала видео для них. Даже сиганула с платформы ради этого.
– С тех пор, как нас просверлили, Марк успел сделать еще одно. Парень превратился просто в конвейер по производству видео, разве ты не слышал?
Двери лифта неожиданно раздвинулись и оттуда вывалились, толкаясь, двое охранников. При виде Джины они застыли на месте.
– Этот парень по имени Марк у себя в «яме»? – спросил один из них.
– Типа того, – сказала Джина. – Вы что, думаете, я его украла?
Гейб не мог точно припомнить, был ли кто из этих охранников на платформе в день прыжка Джины – охранники «Диверсификации» все были на одно лицо, как агенты гестапо, притом в одинаковой коричневой униформе.
– Так можно с ним поговорить или нет? – спросил второй.
Джина всхрапнула от негодования:
– Спроси чего полегче.
Охранники повернулись к Гейбу, тот пожал плечами.
– Думаю, нет, поговорить с ним не удастся.
– Знаешь, тот тип точно был на месте событий, когда она выкинула свой финт, – заметил первый охранник.
– Кто? – спросила Джина.
– Может, именно тогда ему эта идея и пришла в голову, – откликнулся второй, и они зашагали прочь.
– Какая идея? – Джина ухватила охранника за рукав.
Первый охранник окинул ее взглядом.
– Забудь. Ты там только еще больше навредишь.
– Вот я сейчас тебе точно поврежу что-нибудь, если не объяснишь, что происходит, – не предвещающим ничего хорошего тоном заявила Джина.
Охранники помедлили в нерешительности. Тогда Гейб, не говоря ни слова, направил всех к лифту, будто имел на то безусловное право, после чего охранники доставили их на платформу двадцатого этажа.
* * *
Там должно было быть ветрено. На высоте двадцати этажей всегда, как правило, дует ветер, но сегодня воздух стоял совершенно неподвижно. «От этого еще муторнее», – подумала Джина. Ветер бы развевал плащ, отбрасывая его назад, тогда не пришлось бы смотреть на ползающие по нему тени.
Она старалась не сводить взгляда с лиц Вальжана и женщины – Диншо или как там ее. Той самой, которая угрожала арестом тогда, в столовой. Надо отдать ей должное: пока она держалась, не наделала в штаны и не поддалась панике, но явно была недалека от этого. Вальжан сидел боком на парапете, левой рукой прижимая к себе женщину, а правой приставив к ее горлу нож, в любой момент готовый либо перерезать ей горло, либо перевалиться вместе с ней за перила.
– Эй! – с преувеличенной радостью поприветствовал он Джину. – Ты пришла! Теперь вы все. – Он махнул ножом в сторону стоявших бесполезным полукругом охранников, – свободны, можете расходиться. – Вальжан моргнул, лицо исказила болезненная гримаса. – А когда придет Марк?
Джина сделала несколько осторожных шагов вперед, следя, чтобы Вальжан не запаниковал.
– Марк еще в сети. Думаю, ждет, пока ты сам не покажешь ему свою морду. Или задницу – все едино.
Вальжан энергично замотал головой.
– Нет, ты все напутала. Он в контексте. Понимаешь? В контексте, а мы все – вне контекста, потому что это Марк – незнакомец на каменистом берегу. И всегда им был. Но мы все вне контекста, а, как известно, стоит вывести что-либо за пределы контекста, и оно теряет смысл.
