Прогуляемся чуток…
…вот оно…
А вот тебе еще глоток. Заткнись, подонок.
Слишком трудно, слишком трудно было думать обо всем.
…прогуляемся со мной…
…в контекст…
И контекст туда же. Кувшин наполовину пуст, а она по-прежнему ничего не чувствует, совсем ничего. Тот паренек с отпечатком ботинка на лбу снова сегодня прыгает со сцены. Боже, ему что, некуда больше пойти, нечего больше делать?
– Мы делаем, – дит-дит-дит – то, что делаем. А делаем, – дит-дит-дит – потому что можем.
Джина накрыла рукой палочки. Флавия секунду подождала, потом вытянула их снова и забарабанила по краю стола.
– Знаю, чего ты ищешь. Знаю. – Флавия отодвинула от нее кувшинчик. – Узнав раз через провод, знаешь человека до конца.
Джина снова придвинула к себе кувшинчик и обняла его.
– Не думаю, что ты была бы готова узнать меня сегодня, черт тебя дери.
Снова этот просверк улыбки, о которую можно порезаться.
– Еще недостаточно накачалась?
Она медленно помотала головой.
– Как стеклышко. Должна была предвидеть, что это когда-нибудь случится. Миновала точку насыщения, больше не впитывается. Теперь остается только пройти чистку и начать накачиваться заново. Прежде чем одометр обнулится.
– Конечно. – Флавия стукнула ее по щеке одной из своих палочек. – Как, чувствуешь?
Джина удивленно хохотнула.
– Нет.
– Готова. – Флавия поманила кого-то из-за спины. – Накачалась. Музыка – марш.
* * *
Не делайте этого, просила она их, когда они ее выводили. Не надо, черт вас дери, притиснутая на заднем сидении авто с Клаудио и его волшебными пальцами. Мы делаем, то, что делаем, делаем, потому что можем, не делайте, когда они заносили ее в подвал. Не надо, Клаудио укладывает ее на матрасе, чтобы было удобнее, целует в губы. Сраженная «Белой молнией», надеюсь, вам нравится барбекю с хрустящей корочкой. Не делайте этого. Провода уже в ловких пальцах Флавии. Не надо, сказала она. Последний раз – не делайте этого.
Но они сделали.
* * *
Мозг не чувствует боли. Боже правый, вы, все, можете поверить в это вместе со мной?
Они сказали, что могут. Волшебные пальцы Клаудио, «Фендер» в руках у Доркаса, Том на подножке поезда-призрака и Флавия – барабанит, барабанит, барабанит.
Да, совершенно не чувствует боли, но никто не говорил, каково будет, если в голову забить восемь гвоздей, а потом безболезненно отнять у тебя руки и ноги. Говорили только о том, что ты приобретешь, а не о том, что потеряешь, как-то не добрались до этой части – да чего там, иногда и самой трудно разобраться. Потому что мы делаем то, что делаем, делаем, потому что можем… но знаешь ли ты, на что способен?
Можешь…
…прогуляемся чуток…
Совсем немножко и целую вечность, через нашествие, опустошение; шагай всю ночь, а потом беги, беги, беги, пока все не позабудешь. Ты бежала прочь или к чему-то?
Сраженная «Белой молнией». Надеюсь, вам нравится барбекю с хрустящей корочкой. (Ей показалось, что кто-то закричал от боли, но это просто смешно, это невозможно. Мозг не чувствует боли.)
Ты – звезданутый. Пробовал когда-нибудь? Это вроде…
Но за нее уже принялась Флавия, она хлестала ее по лицу палочками, чтобы привести в сознание, а волшебные пальцы Клаудио выдернули провода из ее головы и отбросили прочь. Флавия посадила ее на матрасе.
– Эй, вы. Вынесите ее на воздух.
Дежа-вуду.
– А как, черт побери, ты-то меня отыскал? – спросила она.
– Почему ты меня не подождала? – На лице Людовика читалась обида. – Почему не пришла ко мне?
– Для человека с дырками в голове ты что-то слишком много вопросов задаешь. Вертун.
Он вынес ее наверх.
* * *
Фец улыбался усталой улыбкой. Он сидел один на рабочем островке, который Перси с Розой устроили для него напротив стены с экранами, сейчас совершенно темными. Это был ранний утренний час, наверное, около четырех, кругом тишина, нарушаемая только слабыми отголосками какой-то вечеринки далеко на Мимозе.
– Что ты тут делаешь? – спросила она.
Он зевнул.
– Исследую кое-что. Хотелось закончить, пока никто не отвлекает.
– О, прости. Я сейчас от тебя отстану. – Она повернулась, чтобы уйти к себе за перегородку.
– Нет, все в порядке. Думаю, я нашел все, что хотел уточнить. – Он мотнул головой, приглашая ее подойти ближе. – Иди сюда. Тебя это заинтересует.
Она села рядом с ним на полу, зевая и протирая глаза.
– Не ручаюсь за остроту соображения в такой час, но все равно валяй, бабахай.
Фец укоризненно глянул на нее.
– Обретаешь туземные повадки?
– Черт, нет. – Она, прищурившись, всмотрелась в экран ноутбука Розы, стоявшего на ящике перед ним. – Это ж надо, иметь шестнадцать прекрасных экранов и все же возиться с этим.
– Я не хотел делать данные сведения всеобщим достоянием.
Несколько секунд она изучала информацию на экране, прежде чем сообразила, что это какой-то медицинский текст.
– Боже, не могу это читать. Там слова типа «водянка» и «гомонимная гемианопия». – Тут до нее дошел смысл этих слов, и сон как рукой сняло. – Гемианопия. Это односторонняя слепота, чаще всего вызываемая кровоизлиянием в мозг. Когда перестаешь видеть справа или слева, в зависимости от того, какое полушарие поражено. – Она посмотрела на Феца. – А водянка – так раньше называли отек мозга…
– Спасибо, я знаю, – мрачно откликнулся он. – Вторичная опухоль после инсульта.
– С кем это случилось? – спросила она.
– Продолжает случаться. С угрожающе растущим числом людей с гнездами. Причем не только кровоизлияния. Есть и другие неврологические нарушения. Судороги, внезапное наступление множественного склероза, хорея Хантингтона, болезнь Паркинсона. – Фец нахмурился. – Нет, число случаев болезни Паркинсона незначительно. – Он вздохнул. – Но у подавляющего большинства людей кровоизлияния различной степени тяжести и судороги. Одно количество опухолей мозга должно было встревожить кого-нибудь, но особой тревоги не заметно.
– И все это из-за гнезд? – У Сэм засосало под ложечкой.
– По официальным заявлениям, не существует никаких прямых доказательств такой взаимосвязи. – Он прокрутил мелкий текст немного вперед. – Если им можно верить. Они называют это «статистически верной выборкой населения» и упоминают различные факторы, пагубно влияющие на здоровье, такие как мутагены, возникшие при загрязнении среды в прошлом веке.
