Пока же греческое правительство не сделало того, что ожидали жители Ионических островов, и опустевшие резиденции бывших верховных комиссионеров навевали на греков тоску, которая рассеивалась только тогда, когда ежегодный визит австрийского императора в Гастури привлекал членов греческого королевского семейства в «Мон-Репо» на острове Корфу (Керкира).
И наконец, был еще стратегический и политический аспект этой проблемы. Наполеон, Нельсон и другие командующие высоко ценили стратегическое значение Корфу, а Бисмарк вообще считал передачу этих островов Греции признаком слабости. Конечно, этот немецкий государственный деятель не отличался великодушием, и можно еще поспорить, стало ли увеличившееся и благодарное греческое государство для Британии более ценным приобретением, чем протекторат над одной недовольной частью греческой нации, или нет. Суммируя все сказанное, отметим, что специалисты по политической экономии, игнорирующие такие вещи, как плоть и кровь, относятся к союзу материковой Греции с ее островами совсем не так, как политики, которые, будучи патриотами своей страны, восхищаются патриотизмом других народов.
Следы британской оккупации не изгладились даже в начале XX века. На стене дворца на острове Корфу (Керкира) до сих пор еще видны инициалы «G. R.» и «V. R.» (король Георг и королева Виктория); горожане по-прежнему пили прекрасную воду, которую провел с Бенницы Адам, а площадь получила его имя потому, что здесь проводилась ежегодная торжественная служба в честь открытия акведука.
О бывших благотворителях напоминали островитянам дороги и памятники верховным комиссионерам, а также несколько кладбищ и дряхлых стариков; по-прежнему функционировал Ионический банк. На Корфу (Керкире) играли в крокет, а в разговорный язык островитян вошло несколько английских слов. Но поколение, помнящее времена протектората, уже уходило, а для большинства британцев история островов перешла в разряд национальных потерь, наряду с владениями в Средиземноморье: Танжером и Порт-Магоном
[75].
После того как в Национальную ассамблею Греции вошли депутаты Ионических островов, появилась возможность обсуждения новой конституции, проект которой подготовила специальная комиссия. В течение девяти месяцев после приезда молодого короля Ассамблея назначила трех новых министров; партийный дух был настолько высок, что решение депутатов Ионических островов обеспечить патриотическую поддержку правительству вызвало даже критику со стороны оппозиции. Один депутат выразил протест против вмешательства Шпонека в дискуссии парламента; а обсуждение вопросов шло так медленно, что королевский ментор обратился к британскому правительству с просьбой использовать свое влияние на оппозицию – эта просьба помогла признать тот факт, что чем меньше три державы будут вмешиваться в дела Греции, тем лучше. Вопрос об окончательном объединении Ионических островов с остальным королевством оказался настоящим яблоком раздора среди самих ионитов.
Депутаты Корфу (Керкиры) и Кефалонии (Кефалинии), поддержанные оппозицией, желали полного и немедленного введения на этих островах греческой юридической и финансовой системы, а представители других островов, вслед за своим правительством, возглавляемым Канарисом, требовали, чтобы слияние с остальной Грецией происходило постепенно. Это позволило жителям Ионических островов сохранить свою налоговую систему, введенную в 1803 году и действовавшую во времена британского протектората, при которой экспортная пошлина на вино и оливковое масло составляла 22,2 процента. Эти средства стали единственным вкладом жителей острова в экономику Греции.
Проходили недели и месяцы, и король, по совету французского посла, отправил 18 октября в Ассамблею послание, в котором напоминал, что прошел уже почти целый год, как депутаты Ионических островов вошли в состав парламента, и затягивание голосования по вопросу о конституции вызывает недовольство народа и беспокойство правительства. Он потребовал, чтобы Ассамблея в течение десяти дней приняла оставшиеся статьи Конституции; в противном случае он станет действовать, как посчитает нужным. Этот намек на возможный отъезд короля оказал свое действие. Несмотря на протесты оппозиции, Ассамблея, обсуждавшая на тот момент лишь 71-ю статью, к 29 октября одобрила все оставшиеся 39 статей. Одна словесная поправка, касающаяся римско-католических священников в Греции, была принята по предложению короля, чтобы сделать приятное французскому правительству.
28 ноября король принес клятву соблюдать конституцию, и президент объявил об окончании работы Ассамблеи. Таким образом, проработав около двух лет, вторая Национальная ассамблея в Афинах даровала Греции второго короля и вторую конституцию (шестую разработанную после 1821 г.), которая действовала дольше, чем все ее предшественницы.
Конституция 1864 года создала однопалатный парламент. Сенат был отменен 211 голосами против 62, хотя лидеры правительства и оппозиции выступали за создание чего-то похожего на вторую палату. Сложность создания такого органа в стране, где не было аристократии (она имелась только на Ионических островах), где люди впитывали идеи демократии, что называется, с молоком матери, а крупные состояния были очень редки, способствовала созданию однопалатного парламента. К тому же сенат, работавший во времена короля Оттона, дискредитировал себя в глазах людей. Это правда, что первым начал критиковать методы правления короля именно сенат; но престиж сенаторов в глазах простых людей, основой которого обычно служит отношение правящих классов к своим зарплатам, пострадал из-за того, что сессии сената сильно растягивались, ибо сенаторы стремились заседать как можно дольше, чтобы получить побольше денег. Такая система была установлена конституцией, принятой в 1844 году.
Попытка Шпонека создать в стране, вместо сената, оплачиваемый Государственный совет оказалась неудачной, и статьи, касающиеся этого Совета, были на следующий год отменены. Сенат был упразднен, власть монарха ограничена конституцией, а король Георг действовал очень осмотрительно, стараясь не переступать границ дозволенного; таким образом, палата депутатов стала всемогущей, и парламент Греции сделался самым современным в Европе.
Буле, как его называли, состоял из депутатов, избиравшихся на четыре года всеобщим тайным одновременным голосованием, пропорционально численности избирателей в округах. Количество депутатов не должно было быть меньше 150 человек, но иногда доходило до 234; в 1905 году оно было сокращено до 177, а в 1912 году был избран 181 депутат. Крайне неудачное условие, гласившее, что кворумом следует считать число, равное половине депутатов плюс один, часто мешало принятию законов, поскольку депутаты, которые были против того или иного закона, просто не являлись на заседание, а это парализовало работу парламента.
Депутатам платили 2000 драхм (около 80 фунтов стерлингов) за каждую ординарную сессию, продолжавшуюся не менее трех, но не более шести месяцев, а путевые расходы оплачивались только во время проведения внеочередных сессий. В 1884 году жалованье депутатам уменьшили до 1800 драхм; эту сумму, в случае очень продолжительной сессии, увеличивали до 1500 или 2000 драхм. Министрам, пенсионерам и чиновникам, уже получавшим плату от государства, выплачивали лишь разницу между депутатской зарплатой и официальным жалованьем. Особое представительство сохранилось в избирательном законе от 1864 года, дополнившем конституцию, для жителей островов Идра и Спеце, а также для колонистов Новой Псары – как теперь стали называть Эретрию на острове Эвбея – в благодарность за помощь, которую жители этих островов оказали Греции во время войны за независимость. Аналогичное чувство жалости и патриотизма заставило греков даровать гражданство Греции беглецам из Парги в Эпире, Сули и Агии на острове Крит.