– Я уже давно поняла, что если они заставляют тебя ждать, то пусть заплатят за это, – сказала Джорджина в ответ на восторженный отзыв Эдит о завтраке.
Капитан Уинтерс не произнесла больше ни слова, пока не опустошила тарелку. Затем она вытерла губы салфеткой и проговорила с удовлетворенным вздохом:
– Наверное, я тоже заставила тебя ждать. Ты просила устроить экскурсию по кораблю.
– О, и мое терпение приносит проценты, – сказала Хейст, улыбаясь сквозь дым сигары. – Просто подожди, пока счет не придет в срок!
– Ты помнишь Байрона? – спросила Эдит. Хейст, скрестив ноги, забралась поглубже в кресло. Она с удовольствием затянулась сигарой и только потом объявила, что не помнит. – Это лакей Сфинкса. Думаю, ты бы его не забыла, если бы повстречала.
– Подожди, – сказала Хейст, прищурившись от воспоминаний. – Это тот, у которого голова оленя и заводное тело.
– Верно. Он предложил приготовить нам ужин сегодня вечером, если ты не возражаешь быть нашей гостьей.
– Звучит восхитительно.
– Я бы очень удивилась, если бы ты совсем забыла о нем.
Хейст пожала плечами, кожа на ее шее сморщилась на фоне идеальных плеч.
– Все мои воспоминания о Сфинксе очень туманны. Обрывки пропитанных эфиром снов на самом деле. Едва закончив возиться со мной, Сфинкс выставил меня за дверь. Он не любит иждивенцев.
Эдит хотела бы углубиться в эту тему, но тут появился король Леонид в накрахмаленном поварском колпаке и белом фартуке. Они встали и поклонились, приветствуя наместника, который, казалось, очень спешил.
– Простите, что заставил вас ждать, капитан Уинтерс, блюстительница Хейст, но я опаздываю на возобновление работы королевской пекарни. Я готовлю тост. – Он склонил голову набок и усмехнулся. – Я поднимаю тост за тех, кто поджаривает наши тосты! Славно получилось. Надо будет это использовать. – Он рассеянно похлопал себя по карманам в поисках чего-то – возможно, карандаша.
– Очень хорошо, ваше величество, – сказала Эдит. – И если вы просто вернете картину Сфинкса, мы сможем продолжить наш путь.
– Ах! – сказал король Леонид, тряся пальцем. – «Внучка Зодчего». Мой брат почти ее нашел. Казначей и его пажи работали полночи, и теперь они ожидают получить ее с минуты на минуту. Они думают, что проблема в том, что она была неправильно помечена – начиная с «З», а не с «В», и…
– Ваше величество, я все прекрасно понимаю, – сказала Эдит, прерывая наместника в манере, к которой он, похоже, не привык. Утро, проведенное с Хейст, убедило ее, что вежливость в этом уделе не лучшая тактика. – Я побеспокою вас еще раз завтра утром, и больше никогда. Я надеюсь, вы понимаете: у меня есть длинный список кольцевых уделов, которые нужно посетить, и я больше не могу откладывать свои обязательства. Другие уделы с нетерпением ждут нашего визита.
– Конечно, – сказал король, чей прежний энтузиазм угас из-за удивления, вызванного ультиматумом. – И уверяю вас, капитан Уинтерс, никто не уснет, пока я не получу картину Сфинкса в целости и сохранности и не вложу ее в ваши руки.
– Браво, Эдит! – сказала Хейст, аплодируя на ступенях дворца. Ее руки лязгнули друг о друга, как кастрюли. – Браво! Вот как надо обращаться с королем: как с арендатором, который опаздывает с арендной платой.
Эдит махнула ей, чтобы перестала шуметь:
– Нет, я просто вспомнила, как говорил отец: «Вежливо попросить один раз – это любезность. Вежливо попросить дважды – это попрошайничество».
– Мудрый человек! Мой отец часто говорил что-то вроде: «Если оно до сих пор не взорвалось, то, вероятно, никогда и не взорвется!» – Она рассмеялась так громко, что привлекла внимание дамы, проезжавшей мимо в портшезе. Дама бросила на Хейст испепеляющий взгляд, и Джорджина показала ей нос. – В любом случае теперь у нас есть целый день для развлечений. Нельзя заниматься только инспекциями и отважными спасательными операциями. Мы могли бы получить удовольствие. Ну, знаешь, полдня притворяться пелфийками. Обычно в «Гоге и Фарделе» после обеда все хором поют похабные песенки. Ни за что не догадаешься, сколько слов рифмуется с «задницей».
– Вообще-то, я хотела взглянуть на Колизей, – сказала Эдит.
Капитан Уинтерс улыбнулась молодой девочке в балетных туфлях, которая остановилась, чтобы посмотреть на нее. Вскоре гувернантка оттащила девочку за руку.
Хейст пожевала сигару. Она погасла несколько минут назад, и Джорджина даже не попыталась зажечь ее снова.
– Неужели? Колизей? Я не понимаю, зачем он тебе. Драки унылы, а пиво несвежее. Почему ты хочешь туда пойти?
Эдит не могла внятно объяснить, что хочет обыскать Колизей, потому что это ее последняя, лучшая надежда найти друга. Она не могла признаться себе, что перспектива найти Тома на арене кровавого спорта была более счастливой, чем мысль, что он изгнан на Черную тропу в клобуке. А потому она сказала полуправду:
– Похоже, ходам здесь приходится нелегко. Их вешают на солнце, расстреливают на площади, а на головы надевают ведра. Мне плевать на битвы на арене. Я просто хочу знать, как обращаются с ходами. Они все выживают на объедках и спят на тряпках или за ними присматривают?
Хейст скрестила золотые руки на груди и ухмыльнулась, продолжая сжимать в зубах мокрый огрызок сигары.
– Ты становишься настоящим гуманистом.
Эдит стало стыдно оттого, что она больше беспокоилась об одном человеке, чем о целой касте. Она улыбнулась, чтобы скрыть вину.
– Потом можем пойти и спеть песни о задницах, если пожелаешь.
Лицо Джорджины просветлело.
– Отлично! Сами-то они петь не умеют.
Чем ближе они подходили к Колизею, тем более странным он казался Эдит. Кроме огромных размеров и благородной формы, от былой славы университета почти ничего не осталось. Из-за высоких заложенных кирпичами окон и зарешеченного портика когда-то величественное строение выглядело обветшалым. Охранники у входа даже не пытались остановить банду мальчишек, которые с помощью перочинного ножа портили основание массивной колонны. Эдит и Джорджина достигли подножия широкой лестницы в ту самую минуту, когда полубессознательного пьяницу утащили с арены. Двое стражников вытащили его за подмышки и с возгласом «раз-два – взяли!» швырнули с верхней ступеньки. Если бы Эдит чуть медленнее отступила в сторону, она рухнула бы на брусчатку вместе с ним.
– Строго говоря, женщинам вход в Колизей запрещен, – сказала Хейст, отдавая честь охранникам. – Но для меня они делают исключение.
– И почему же?
– Потому что я настойчивая.
Вестибюль Колизея оказался весьма велик, при желании в нем можно было возвести целый ангар. Под сводами гуляли отзвуки птичьего пения и радостных криков, доносившихся с арены. На полу было достаточно мусора и пивных помоев, чтобы образовать подобие болота. Это было отвратительное место, и Эдит задалась вопросом, не было ли ужасное слепое пятно Сфинкса результатом хаоса, а не заговора.
