Было странно, что библиотека вызывает в памяти глубины леса, но именно о них и думала Эдит. Темнота, запах влаги и гниения, извилистая тропа, сводчатые полки, создающие впечатление, будто она уменьшается с каждым шагом, уводящим все глубже, – все это напоминало дикий лес за пределами земель отца; место, которое казалось одновременно пустым и полным внимательных глаз.
После нескольких минут отслеживания отпечатков и блуждания между рядами они вышли на другую открытую площадку, более просторную, чем предыдущая. Казалось, это место создано для проведения симпозиумов. Длинные столы и скамьи стояли в восемь или девять рядов, лицом к доске, достаточно высокой – чтобы добраться до верха, требовалась лестница – и вдвое большей в ширину.
Они направили на нее лучи фонарей. От края до края, сверху донизу, доска была исчеркана цифрами, символами и буквами, все они были уложены так же плотно, как контракт Сфинкса, и выписаны белым, как кость, мелом. Эта работа несла на себе следы множества рук, множества стираний. На мгновение показалось, что в библиотеке нет ничего, кроме этого плотного монолитного кода.
Потом Хейст крикнула: «Берегись!» – и темная глыба, лежавшая на скамейке, вскочила с испуганным возгласом.
Закутанный в одеяло ход, похоже, пробудился ото сна, хотя его сонливость быстро прошла при виде пистолета Эйгенграу. Ход скатился со скамьи за мгновение до того, как генерал выстрелил из пушки. Дульная вспышка была яркой, как взорвавшийся в небе метеор. Выстрел разбил стол надвое, а скамейку за ним превратил в щепки.
Сквозь облако поднявшейся пыли и дыма ход снова возник в нескольких шагах от них. На бегу он что-то нащупывал, что-то маленькое и хрупкое, и оно как будто сломалось один раз, а потом – и второй. Генерал с треском раскрыл пистолет, чтобы вытащить раскаленную добела гильзу. Эдит вскарабкалась на ближайшую столешницу и прыгнула вслед за ходом, который сбросил одеяло и остался обнаженным по пояс. Добравшись до главного прохода между столиками, он остановился, присел на корточки и наконец чиркнул укороченной спичкой – после всех его стараний от нее осталась, считай, одна головка. Он оглянулся на Эдит, прыгнул на ближайший к нему стол и бросил пламя в борозду пороха на полу.
Искрящийся порошок побежал от него быстро, как мышь, прокладывая путь к доске.
Эдит не знала, куда ведет пороховая линия, знала только, что в конце запала ничего хорошего не ждет. Она перепрыгнула через голову хода, пошатнувшись при приземлении, но удержалась от падения и помчалась за шипящей искрой на полу, которая замерла лишь на мгновение, чтобы вспыхнуть вновь. Проход закончился, и пламя было уже достаточно близко, чтобы осветить место назначения: деревянный бочонок, засунутый под край доски.
Поскольку расстояние до него оставалось совсем небольшое, а времени на раздумья не оставалось вовсе, Эдит нырнула вперед и потянулась своим движителем за искрой. Та сверкнула у самого бочонка.
Эдит хлопнула ладонью по огню, погасив его с такой силой, что камень внизу треснул.
– Останови его! Останови! – крикнул Эйгенграу из-за спины.
Эдит перекатилась на спину и наблюдала, как Джорджина и генерал мчатся к ходу. Ход жадно пил из маленького стеклянного флакончика. Хейст схватила его за запястье и вытряхнула сосуд. Тот разлетелся вдребезги на каменном полу, уже пустой. Эйгенграу подхватил хода под мышки и швырнул его на ближайший стол.
Поднявшись на ноги, Эдит бросилась туда, где генерал прижимал корчащегося пленника.
Ход был миниатюрным человеком – безусловно, достаточно маленьким, чтобы пройти по туннелю через стену Колизея. Хотя его кости были едва ли больше детских, принадлежали они пожилому человеку. Толстые стекла очков разбились – очевидно, в драке. Оставшиеся осколки подчеркивали маленькие, глубоко посаженные глаза. Следы выпитого яда уже были видны на его лице. Губы посинели, а кровеносные сосуды на щеках вздулись и лопнули.
– Есть и другие? – требовательно спросил Эйгенграу, и его голос был полон энергии, хотя выражение лица оставалось бесстрастным.
– Все пропало, – сказал ход, улыбаясь, хотя тут же быстро поморщился и закашлялся. – Я не могу поверить, что заснул. Столько дней в дозоре – и все впустую.
– Что все это значит? – спросил генерал, встряхивая мужчину. – Почему ты здесь?
– Если надо срубить дерево топором, придется потратить немного древесины на топорище. – Голос хода с каждым словом звучал все более хрипло.
– О чем ты говоришь? Что вы задумали?
– Увидеть, как небесный воротник затягивается в петлю. Увидеть, как Король Ходов вытаскивает черного червя из норы. Увидеть, как короли обращаются в прах, а люди, помнящие их, забываются. Увидеть развалины Башни, разбросанные по земле. Проглотить наши языки и вырастить новые. – Испещренные сосудами глаза хода, казалось, смотрели сквозь тех, кто склонился над ним. Он произносил слова, которых они не понимали, его голос становился все тоньше и слабее, превращаясь в хриплый шепот. Затем он сказал с внезапной ясностью: – Приди, Король Ходов!
Из его груди с шипением вырвался последний вздох.
Пока ход остывал на столе, генерал сел на ближайшую к доске скамью и, положив руки на колени, уставился на непонятный код.
– Может быть, это ничего и не значит, – сказала Хейст. – Они сотворили абракадабру из букв – может, с цифрами то же самое.
– Возможно, – проговорил генерал. – Я знаю в городе несколько человек, которые в юности изучали математику. Может, они сумеют найти в этом смысл – по крайней мере, понять, существует ли он.
– А я-то думала, что фанатики – кучка безграмотных луддитов, – сказала Эдит, прищурившись на формулу. – Марат полон сюрпризов.
– Люк Марат? – переспросил Эйгенграу. Эдит спросила, откуда генерал знает это имя. – У него есть небольшая банда фанатиков, которые время от времени появляются, чтобы досадить нам. Несколько лет назад они даже атаковали заставу. Мы довольно легко отбились, но меня поразила их решимость, если не военный талант.
– Это больше, чем «небольшая банда», генерал, – сказала Эдит, склонив голову набок. – Я думаю, у Марата грандиозные планы – амбиции, которые затронут каждый дом и удел в Башне. Сфинкс полагал, что Марат что-то здесь прячет, хотя и не знал, что именно. Должно быть, это оно и есть. Что бы это ни было.
– Фанатики любили портить книги, а не читать их, – заметила Хейст.
– Война нужна для защиты идеалов, а не для их воплощения. – Раскатав рукава, Эйгенграу встал. – Если бы Марат думал, что сможет извлечь выгоду из этих полок, я не сомневаюсь, что он бы на такое пошел.
Свет лампы Эдит упал на что-то под нижней кромкой доски.
– Подождите минутку, – сказала она и потянула ее за край.
Доска со стоном поднялась, взбираясь по рельсам с помощью утяжеленных шкивов. Металлическая меловая перекладина второй доски выглядывала из-под первой. Сильным толчком Эдит отправила внешнюю доску вверх.
