Хейст кивнула, слушая его разъяснение, а затем сказала:
– Ты когда-нибудь замечал, как Сфинкс любит маскировать свои дела за развлечениями? Пивные карусели опьяняют массы, когда они с удовольствием качают воду из колодца. Огонь в Салоне разжигают актеры-любители, развлекаясь. Предохранители меняют во время увеселительной поездки в шахтной тележке.
– Да, как это нехорошо с его стороны, – сухо улыбнулся Байрон.
– Ну это ведь не бесплатно, не так ли? – сказала Хейст, размахивая бокалом из стороны в сторону, отчего Байрон немного занервничал. – Кто-то губит печень, кто-то остается без глаз. Техническое обслуживание берет свое.
– Но все не так уж страшно, – сказала Эдит, намазывая соус на булочку. – Взять хотя бы этих ходов в Колизее. Бойцов. Они ведь сражаются не по-настоящему, правда? – Впервые этот вопрос задал Сенлин в ежедневной депеше Сфинксу, но, когда Эдит увидела, как ходы отрабатывают захват на сцене общежития, она заподозрила, что все так и есть на самом деле. – Они просто имитируют драку, а лорды тратят на спектакль деньги.
Хейст улыбнулась:
– Забавно: это открытая тайна, в которую, похоже, никто не верит. Но бойцы давным-давно поняли, что на самом деле основная масса населения хочет шоу, которое они научились устраивать, не убивая друг друга.
– Я восхищаюсь этим, – сказала Эдит, вытирая салфеткой подливку с подбородка.
– Я обучила их кое-каким приемам, – продолжила Джорджина с некоторой гордостью. – Я должна как-то поддерживать форму, а все люди Эйгенграу слишком хрупкие. Бойцы были счастливы, что у них появился новый спарринг-партнер.
– Правда? – сказала Эдит, от веселого изумления растянув слово. – Ты показала им, как надо изображать драку?
– О, только одну-две стойки. – Хейст облила остатки суфле еще большим количеством подливки. Байрон поморщился. – Ты ведь понимаешь, что генерал Эйгенграу собирается их убить, не так ли? – Резкая перемена тона Хейст изменила настроение в комнате. – Он собирается убить этих ходов всех до единого.
Эдит вдруг пришло в голову, что Байрон передаст все сказанное Хейст Сфинксу, и, вероятно, в самом скором времени. Выплескивая раздражение на несправедливость кольцевого удела и далекого работодателя, Джорджина могла утратить благосклонность Сфинкса и всякую возможность покинуть утомительный пост. И, размышляла Эдит, если было справедливо и мудро дать команде время поговорить без присутствия капитана, разве не разумно также, чтобы пара блюстительниц имела возможность пооткровенничать о своих разочарованиях за пределами слышимости Сфинкса?
Эдит подняла палец, прерывая разговор, и повернулась к Байрону, который только что закончил подавать основное блюдо из утки, рисового салата и горохового пюре.
– Все выглядит восхитительно, Байрон. Огромное спасибо. Может быть, дашь нам немного времени поговорить? – Она думала, что просьба разочарует его, но олень, казалось, успокоился.
Может быть, он радовался тому, что она наслаждается нормальным ужином с гостьей, а может, был благодарен за то, что его избавили от бремени быть свидетелем трудного разговора. Так или иначе, Байрон снова наполнил их бокалы, коротко поклонился и закрыл за собой дверь, не сказав ни слова.
Хейст немедленно продолжила свою мысль:
– Как только у генерала появится возможность допросить их, вывернуть им пальцы или переломать кости, он поставит их к Стене Воздаяния и расстреляет.
– Я не позволю этому случиться, – сказала Эдит, распиливая толстый кусок утиной грудки на тарелке. – Может быть, они все заговорщики; я думаю, что некоторые оказались вовлечены в заговор против воли. Так или иначе, придется провести суд, возможно, даже несколько.
– Суд! Что за новая идея! – воскликнула Хейст. – Ну же, неужели ты действительно думаешь, что сможешь так или иначе повлиять на Эйгенграу? У этого человека много талантов, но он не открыт для критики.
– Что бы там ни думал Эйгенграу, Леониду небезразлично мое мнение. Я могу убедить короля, что есть лучшие способы применить его власть, чем разом убить сорок ходов.
Джорджина перестала качать головой и сделала глоток вина.
– Я не понимаю, как можно поддерживать обе стороны в таких вопросах. Нельзя наполовину казнить человека или спасти половину его жизни.
– Ты действительно думаешь, что моя поддержка ходов настолько неискренна? Ты же видела, что я сделала. Я вырвала себе руку и рисковала собственной шкурой, чтобы спасти мальчика! Я не дала Эйгенграу расстрелять их прямо в спальне! – Нож Эдит заскрежетал по тарелке, и она содрогнулась: звук был отвратительный.
– И все же ты тоже представляешь Башню. Давай будем честны: Башня – система, которая зависит от существования ходов. Ходы перевозят большую часть товаров, на них лежит большая часть долгов. И они меньше всего пользуются многочисленными щедротами Башни. Ходы – это кровь Башни, но с ними обращаются как со злокачественной опухолью. – Хейст ножом загнала на вилку кусочек, прежде чем облить его соусом.
– О, ты хочешь, чтобы я жаловалась на уделы, на Леонида и Пеллов? Нравятся ли они мне? Нет, не особенно. Я думаю, что рубашки у них перекрахмаленные, а мысли – недооформленные. Хотя с некоторыми, конечно, все в порядке.
– В виде исключения я благодарю тебя и все же настаиваю на своем: дворяне одинаково ужасны. Действительно. Они грабители, насильники, садисты и идиоты. Леонид и есть…
– Король не так уж плох, – перебила Эдит, поспешно отложив приборы в знак разочарованного протеста. – Да, он ущербен и близорук и, вероятно, представляет собой неминуемую опасность для меня и этого корабля, но он не злодей, истекающий слюной. – Хейст начала протестовать, но Эдит подняла руку, останавливая ее. – Я признаю, что он, кажется, нанял несколько таких злодеев. Но если я откажусь нанимать кого-то, кто покажется мне хоть немного отвратительным, продажным или глупым, я никогда ни с кем не буду работать. Не завершу ни одного дела. Неспособность идти на компромисс – не признак моральной чистоты. – Она произнесла эту фразу преувеличенно надменным тоном. – Это признак незрелости. Ты знаешь, с кем нельзя торговаться? С маленькими детьми и сумасшедшими.
– Как же идти на компромисс с человеком, который считает, что ценность души может быть исчислена с точностью до пенни? Он прячется за спиной генерала, но не ошибись: Эйгенграу исполняет волю короля.
– Я бы хотела изменить эту волю. А такое возможно только путем переговоров и обсуждений.
– Или изгнания. Или казни. Есть много способов изменить чье-то мнение. Я сейчас отстаиваю лишь одно: признай, что в этом соревновании имеются две стороны.
– Ты имеешь в виду Люка Марата и Сфинкса?
– Ходов и Башню, – поправила Хейст. – Одна сторона – раб другой. Для нас с тобой Башня – это дом, а для ходов – тюрьма. Для нас это жизнь, а для них – пожизненное заключение.
– Согласна, – сказала Эдит, откидываясь назад и складывая руки на груди. – И это прискорбно.
