Через некоторое время дыхание Ирен стало глубже и медленнее, словно океанский прибой. Вскоре она уже крепко спала, оставив Волету наедине с чувством вины.
Она почувствовала, что задыхается под тяжелыми одеялами, задыхается от чужеродного запаха постельного белья и от косметики, которая все еще липла к коже. Волета терпела душевную боль так долго, как только могла, и когда ей показалось, что она вот-вот закричит, соскользнула с теплых простыней и опустила босые ноги на прохладный шерстяной ковер. Она несколько минут дышала в унисон с Ирен в темноте, а потом на цыпочках подошла к занавешенной двери на балкон. Приоткрыла дверь, втиснулась в щель, как пробка в бутылку, и выскользнула наружу.
А там город, казалось, кричал на звезды. И небо, такое близкое, кричало в ответ.
Глава седьмая
Улыбки подобны свечам. Они могут согреть и развеселить самую унылую комнату. Но стоит помнить о том, что внутри даже самой яркой свечи скрывается почерневший фитиль.
Орен Робинсон из «Ежедневной грезы»
Волета в белой ночной рубашке исчезла на фоне городских вершин, как снежинка в сугробе.
Четырьмя этажами ниже улицы казались еще более многолюдными, чем днем. Приближалась полночь, но город, казалось, только просыпался.
Прыжки между крышами были достаточно хитрыми, чтобы доставлять удовольствие. Она спотыкалась на кусках осыпающейся штукатурки, скользила по скользким плиткам и покачивалась на расшатанных кирпичах в кладке. Один карниз обвалился, когда Волета прыгнула на него, и девушка, пролетев половину этажа, чудом сумела ухватиться за водосточную трубу. Волнение от этого было настолько сильным, что она не могла удержаться от смеха, глядя вниз на переулок, куда едва не рухнула. Она вскарабкалась на вершину декоративной башенки и посмотрела на созвездия – колючую розу, колесо фургона, колыбель и медведя, – которые теснились друг к другу, как марки на пароходном кофре. От сквозняка звезды замерцали. Она подумала о ветре, как же ей его не хватает. Похоже, она угодила из одной безвоздушной тюрьмы в другую.
На каждой крыше, куда попадала Волета, шел какой-нибудь праздник, но толпы гостей были настолько пьяны и довольны собой, что она легко оставалась незамеченной. Она пряталась под фронтонами и проползала за ограждениями. Если крыши домов были слишком переполнены, она свисала с карнизов и подоконников, медленно продвигаясь вперед на кончиках пальцев. Сквозь череду хорошо освещенных окон и демонстративно раздвинутых штор она мельком видела свидания, ссоры и приступы рыданий.
Но сама оставалась невидимкой. Такая роскошь – быть невидимой и самой по себе.
Впрочем, этого было недостаточно, чтобы затмить воспоминания о вечеринке маркиза, о ее плохо продуманной речи в защиту попугая, о разочаровании в глазах Ирен. Волета подозревала, что ей придется перелезть еще через десять тысяч крыш, прежде чем случившееся выветрится из памяти.
Настоящая беда заключалась в том, что большую часть времени она изо всех сил пыталась понять людские побуждения. Все были такими ограниченными, такими одержимыми наблюдением за другими и мыслью, что наблюдают за ними, популярностью и репутацией, одобрением и романтикой, но все это мало что значило для нее. Это было изнурительно – постоянно оценивать такое количество людей, имеющих больше власти в мире, чем она. Но ей казалось, что чем прочнее становилось положение большинства, тем больше их пугало любое отклонение от нормы. Мало того, что эти люди были наделены всей полнотой власти. Нет, они также требовали обожания. Мало того, что он владел тобой и распоряжался каждой минутой твоей жизни; мало того, что он наблюдал, как ты одеваешься, и, стоя в ногах твоей кровати, смотрел на тебя, пока ты притворяешься спящей. Нет, твое умаление или смирение никогда не будет достаточным. Тебе придется благодарить его, притворяться, что любишь, и…
Волете не понравилось, куда ее завели собственные мысли, и она прогнала их, тряхнув головой. Ее теперешнее горе не связано с Родионом, ее бывшим похитителем и мучителем. Нет, ее раздражали пелфийцы с их проклятыми обычаями. Чем больше эти люди твердили о вежливости и популярности, тем больше она слышала скрытую дрожь неуверенности. Она заставляла их нервничать, потому что не воспринимала так серьезно, как они сами себя воспринимали.
– Что ты там делаешь? – спросил сверху голос с четким, хорошо поставленным акцентом. Волета подняла голову и увидела молодого человека, который смотрел на нее через перила. – На тебе что, ночная рубашка? Кто ты такая?
Не видя больше причин прятаться, она встала и положила руки на перила, как будто это был забор во дворе, а не карниз четырьмя этажами выше улицы.
– О, привет! Меня зовут Волета, и я… Я инспектор по горгульям. – Она похлопала гротескное существо с львиной головой на углу крыши. – Да, да, прекрасный экземпляр. Хорошая блестящая шерсть. – Она провела пальцем по обнаженным клыкам. – Зубы тоже хороши. Эта горгулья совершенно здорова.
– Почему ты бродишь по моей крыше? – Обнаруживший ее мужчина был красив и молод.
Он носил смокинг с таким же непринужденным изяществом, как и она – ночную рубашку. Одну руку он наполовину засунул в карман, а в другой держал бокал с шампанским. У него были рыжеватые, почти русые волосы и голубые, как лунный свет, глаза.
– Строго говоря, только мои пальцы ног стоят на твоей крыше. Большая часть меня находится в общественном пространстве.
– А если я скажу, что воздух тоже принадлежит мне?
– А как насчет ветра?
– Ветер я всего лишь беру в аренду. – Он прищурился и отхлебнул из бокала. Казалось, он раздумывал, радоваться ему или сердиться. – Погодите-ка, вы ведь та самая молодая леди, которая прилетела на корабле Сфинкса, не так ли?
Волета втянула воздух сквозь зубы, как будто проглотила что-то горячее.
– Послушайте, если вы собираетесь допрашивать меня, то самое меньшее, что вы можете сделать, – это пригласить на борт.
– Конечно. Разрешаю сойти на берег. – Красивый молодой человек протянул ей руку.
Не обращая внимания на его жест, она сама перелезла через балюстраду. И только когда ее босые ноги ступили на мраморный пол террасы, Волета поняла, что он не один. Около дюжины мужчин и женщин в смокингах и платьях толпились вокруг, утомленные вечером и друг дружкой. Это была вечеринка для избранных. Гости отказывались замечать ее, как будто это было бы слишком большим комплиментом. Только голубоглазый аристократ продолжал наблюдать за ней.
– Вы всегда бегаете по крышам в ночной рубашке или это особый случай?
– Мне нравится думать, что я старательный турист. Хотите сказать, что во время путешествий просто ползаете по земле? – Она прошла мимо него, сцепив руки за спиной.
– Конечно нет. – Он повернулся, следя за ней, и на какое-то время опустил взгляд. – Мне нравится рассматривать все под разными углами.
Волета крутанулась на пятке. Высокородные гости по-прежнему не удостаивали ее вниманием, хотя некоторые наблюдали краем глаза.
