– Помню, была одна кухня, где подавали суп любому, кто появлялся до того, как кастрюля опустеет. По-моему, это случалось каждый четверг, вечером. Я часто ходила туда, когда была маленькой девочкой, лет семи-восьми, примерно такого роста. – Ирен приложила руку к бедру. – Повар, который варил суп и раздавал его, отказался дать мне что-нибудь в первый раз, когда я пришла. Я была так голодна и зла, что чуть не ушла, но тут он сказал: «Суп! – она погрозила пальцем, повторяя запечатленную в памяти сцену, – суп слишком жидкий для растущего мальчика». Он сказал: «Растущему мальчику нужно набить желудок!» И дал мне огромный кусок кукурузного хлеба, больше моей ладони, и большую пивную кружку с молоком. Он стоял там и смотрел, как я съедаю все это, чтобы убедиться, что никто не попытается украсть угощение.
Энн улыбнулась, но в ее глазах блеснуло совсем другое чувство.
– Мы ведь жили очень по-разному, верно?
Ирен старалась не смотреть в пол, но тот так и притягивал взгляд.
– У меня нет своего дома. У меня никогда не было ни друзей, ни семьи. Ну разве что до недавнего времени. Все это… очень ново для меня. – Ирен говорила осторожно, словно ощупью пробиралась ночью по краю обрыва.
– Ты здесь, чтобы защитить Волету, не так ли? И не только в качестве гувернантки. Я думаю, ты больше похожа на телохранителя.
– Правда?
– Да. Я уверена, что у тебя это тоже очень хорошо получается. Я точно не хотела бы встать у тебя на пути. И я не думаю, что ты должна быть похожей на других гувернанток, чтобы заботиться о ком-то, особенно о такой девушке, как Волета. Половина гувернанток, которых я знаю, так озлоблены, что даже не обращают ни на что внимания. Их девочки, по сути, сами по себе. Как и многие из нас. И послушай, в любом случае это не мое дело. Я не осуждаю тебя и никому ничего не скажу. Я просто хотела сказать, что, по-моему, Волете будет гораздо лучше, если ты будешь рядом.
Ирен громко рассмеялась.
– Нет, правда. Она уважает тебя, как и я, независимо от того, что тебе пришлось сделать. Я уверена, что твоя работа сопровождается всевозможными трудностями и… сожалениями. – Энн снова поставила табурет рядом с Ирен, которая стояла, затаив дыхание, в платье, утыканном иголками.
Энн взобралась на табурет.
– Надо быть очень сильной, чтобы выдержать такое давление. Да, ты очень сильная и очень храбрая. – Она ухватилась за плечо Ирен и встала на цыпочки, поднявшись на уровень ее глаз. На лице Ирен застыла испуганная гримаса, а серые глаза округлились. – И к тому же довольно хорошенькая.
Энн наклонилась и поцеловала ее в плотно сжатые губы.
– Ну вот, – сказала Энн, вытирая свою помаду с губ Ирен. – Теперь все наши карты на столе.
Глава одиннадцатая
Нет ничего менее очаровательного, чем отвергнутая женщина. Я бы предпочел оказаться в ловушке в горящем доме, чем наедине с убитой горем девушкой.
Орен Робинсон из «Ежедневной грезы»
Если бы у спеси был храм, он был бы похож на «Вивант».
Знаменитый мюзик-холл постоянно перестраивали и переделывали, отчего он был навечно заточен в клетку строительных лесов. Он нависал над площадью, словно болезненный патриарх: бледный, исхудалый и горделивый. Известняк, из которого состояли его костлявые шпили, стены и ступени, был мягок, как мел, и оставлял след на каждом, кто к нему прикасался. Белый отпечаток на куртке считался знаком отличия, особенно среди заурядных орд, отчаянно стремившихся к славе и влиянию. На протяжении своей истории «Вивант» становился свидетелем слияния судеб, планирования войн, возвышения и падения многих королей. Его сцена была зарезервирована только для самых лучших актеров на пике карьеры. Никто не вышел на пенсию в «Виванте», хотя там спели немало лебединых песен. Говорили, что с его высокой сцены старлетка может точно увидеть, как далеко ей придется падать.
Леди Ксения и ее гостья вместе с хорошо одетыми, надушенными и причесанными людьми пересекли площадь и медленно направились к священному залу. Все прижимались друг к другу, как пальцы в ботинке. С узкими утесами городских кварталов позади небо казалось обширнее, а воздух – насыщеннее.
Ксению переполняло чувство собственного достоинства – она привлекала к себе внимание, а еще – вокруг было столько людей и множество новинок моды! Она убедилась, что решение обрезать волосы было правильным, хотя отец расплакался, когда впервые увидел ее. Ее отец бывал таким сентиментальным! Ее дурашка-гостья тоже привлекала к себе много внимания, но, конечно же, ей это совсем не нравилось. Угрюмая маленькая иностранка заставила отца отослать портшезы, которые он нанял специально для этого случая. Леди Волета сказала, что это недостойно, когда тебя носят на спине другие люди. «Недостойно», – сказала девушка, которая жила с крысой в блузке и прыгала с крыши на крышу в ночной рубашке. Недостойно! Ксения была совершенно уверена, что нет ничего более достойного, чем ехать в портшезе, когда твои лодыжки – на уровне глаз остального мира. Куда бы она ни посмотрела, всюду были дамы, сидящие во взятых напрокат креслах, их платья колыхались, как флаги, их лица были совершенно спокойны, как будто они только что проснулись от превосходного сна.
– Почему ты не можешь хотя бы улыбнуться? – Ксения топнула ногой по булыжнику. – Это величайшая ночь в нашей жизни, а ты похожа на огромную надутую корову!
За минуту до этого Волета очень напряженно думала о том, что она скажет Марии, когда придет время. Казалось, не было никакого хорошего способа выразить то, что она должна сказать: «Я здесь, чтобы сделать еще одну попытку спасти тебя, так как наши последние усилия потерпели неудачу. Конечно, если ты хочешь, чтобы тебя спасли. А, так ты не знаешь? Ладно. Это потому, что ты хорошо проводишь время или потому, что герцог держит тебя на мушке? Кто же я такая? Просто девушка, которую твой муж спас из борделя. Но я уверена, что Том уже рассказал тебе обо всех своих ошибках и сомнительных друзьях…»
Потом Ксения обозвала ее надутой коровой, и Волета, обернувшись, увидела накрашенное лицо молодой леди, прижатой к ней вплотную. Первым побуждением Волеты было сказать что-нибудь язвительное, но она знала: нет никакой пользы в том, чтобы противостоять компаньонке, особенно сейчас. Ей нужно было, чтобы Ксения отвлекла принца на время, достаточное для того, чтобы она добралась до Марии. Волета не могла позволить себе быть мелочной. Настало время для самоконтроля!
Но прежде чем Волета успела ответить, их внимание привлек резкий крик, а затем громкий смех. Прямо перед ними молодая женщина в сером платье без бретелек начала кружиться и подниматься над толпой. На какое-то мгновение показалось, что ее затягивает неторопливый смерч, а потом над толпой возник пьедестал, на котором она стояла. Любопытная колонна была покрыта резьбой, как винт, и украшена красивыми завитушками-арабесками. Волета заметила табличку, прикрепленную к колонне. Ее глаза были достаточно остры, чтобы разобрать слова: «БЛУЖДАЮЩИЙ ОГОНЕК: Дар Сфинкса».
