Да что у нас, в на порядок более просвещенной Германии коллеги отказались верить Роберту Коху, что он открыл возбудитель туберкулеза: «какие-то запятые, еле видимые в микроскоп, коллега, это – просто грязь, а холера – она от “миазмов”», и это не Средневековье, а всего лишь десяток лет назад. А наши отечественные профессора – у тех в большинстве в голове одни миазмы, какая тут микробиология. Есть сейчас один отечественный микробиолог – Илья Ильич Мечников, да и того затравили, и уехал он замом к Пастеру, в Париж. Вот и приходилось врачам пить культуру холерных вибрионов, чтобы доказать, что они вызывают холеру (что интересно, заболевали не все, но это – отдельная песня). Так что без хорошего микробиолога с современными знаниями нам просто не обойтись, раз мы решили заняться антимикробным препаратом, причем не антибиотиком, а просто химиопрепаратом, но в конце девятнадцатого века способным перевернуть медицинскую науку. Причем предпосылки к этому были – красный стрептоцид и получили сначала при синтезе анилиновых красителей, как побочный продукт, и забросили его, потому что краситель он поганый. И лежал он себе тихо, пока Домагк через сорок лет не догадался проверить красное вещество на антимикробную активность. Причем «ин витро» (в пробирке, вне живого организма) красный стрептоцид на микробы не действовал, а вот зараженных мышей исцелял. Почему? Да потому что в организме мышки он превращался в белый стрептоцид, тот самый сульфаниламид, что мы пытаемся синтезировать (формулу красного стрептоцида я просто не помню, что там от чего отделяется – не знаю).
Второй помощник, которого нанял Генрих, тот, что учился в Германии и работал с анилином, действительно, большой умница. Он из курляндских немцев купеческого сословия, зовут Михель Рунге, лютеранин, но вроде в кирху не ходит, предпочитая ей пивную, которую держит какой-то немец. Я опасался, что он и нас начнет туда тащить, но мы для него – начальство, а орднунг он и в Москве – орднунг. По-русски говорит даже хуже, чем Генрих, но мне не чтец-декламатор нужен, а химик-профессионал. Он нам почти индиго сделал, осталось чуть-чуть. Там действительно сложная и большая молекула, пришлось повозиться. Нам хочется побыстрее закончить с красителем, до «белых мух» на дворе, вот Михель и сидит целыми днями в лаборатории, на Рождество он хочет уехать домой. Генрих тоже собирается в Кенигсберг, может, вместе и поедут, а на наше Рождество будут здесь. У Генриха старший брат, тот, что офицер, серьезно болен, похоже, что у него рак желудка – угасает прямо на глазах, операцию делать поздно, хочет проститься с братом. Тем более брат у него остался один, средний брат, тот, что пастор, уехал миссионерствовать в Африку и пропал там без вести – ничего от него нет уже больше года.
И вот приносят нам пакет из управы, прибыть завтра к генерал-губернатору, быть в чистом и новом партикулярном платье. Назавтра, чистые и выбритые, Генрих с «Егорием»
[26] на пиджаке, появляемся в резиденции губера – это тот самый великий князь Сергей Александрович, муж Елизаветы Феодоровны, которая бывает у нас в храме Григория Неокесарийского. В приемной – толпа высоких сановников в парадных гражданских мундирах, пара купцов, как-то неуютно чувствующих себя среди здешних бонз
[27] и жмущихся в уголке. Особенно неестественно выгляжу я из-за своей молодости, хотя за почти полгода упражнений мой «мышечный корсет» окреп, я вообще не сутулюсь, как раньше Шурка (что и дед отметил), и мышцы теперь «играют» – пудовую гирю выжимаю полтора десятка раз, турник сделал и успешно подтягиваюсь. Стоим, ждем, полчаса проходит – «великого» нет… Может, это этикет такой – помариновать. Генрих тоже как-то скис, а вначале молодцом держался, нагло так всех рассматривал, не то что купцы.
Потом распорядитель пригласил нас в зал для приемов. Там нас выстроили по ранжиру – то есть, как я понял, по чинам – на правом фланге постарше, на левом – мы. Ну, так я и ожидал – объявят благодарность в приказе и сфотографируют на фоне развернутого знамени части
[28] (шучу). Наверно, грамоту какую вручат, в качестве компенсации за моральный ущерб с «Царьградским шелком». Потом подошел офицер с аксельбантом, что-то прошептал распорядителю, и нас переставили перед купцами – Генриха правее, потом меня. Подождали еще минут десять, чувствую, старички в мундирах уже устают стоять. Вдруг распорядитель громко объявляет: его императорское высочество великий князь Сергей Александрович. Входит высокий генерал, моложавый, подтянутый, высоко держит голову. Я сразу вспомнил, что про него писали, мол, гордец, эгоист, да и еще педераст, мол, детей у него не было, а все адъютанты – красивые мальчики (так и в фильме про душку Фандорина показано – «Статский советник»
[29]). Потом из писем современников выяснилось, что у князя был туберкулез позвоночника, так же как и у наследника-цесаревича Николая Александровича, того, что должен был править Россией после Александра Второго, от этого и горделивая, как бы сейчас сказали, осанка и бездетность, а также эмоциональная неуравновешенность – сильнейшие боли, должно быть, князь испытывал, но в морфинизме замечен не был, терпел, значит.
Все это я передумал, пока адъютант (вовсе не красивый мальчик, а средних лет офицер) зачитывал указ императора об очередных награждениях к Рождеству – в Российской империи основные награждения и присвоения чинов были к Рождеству и Пасхе. Потом Сергей Александрович стал обходить всех выстроившихся господ, поздравлять кого с наградой, кого с чином и вручать папочки с именным указом. Вот дошла очередь и до нас, адъютант представил нас великому князю, тот произнес, обращаясь к Генриху:
– Слышал вашу историю, господин магистр, брат рассказывал
[30]. Прошу простить наших полицейских провинциалов, не распознали георгиевского кавалера. Мне сообщили о вашей деятельности в области химии, отрадно, что вы радеете за интересы державы. Поздравляю орденом Святого Станислава третьей степени, – и вручил ему папочку.
Дошла очередь до меня, адъютант что-то негромко сказал князю.
– И вас, молодой человек, поздравляю с этим орденом. Рад, что вы в такие молодые годы озабочены тем, как бы превзойти иностранных негоциантов и для этого организовали научную лабораторию. Трудитесь и дальше на благо Империи, – адъютант вручил ему папку, и князь передал ее мне.
