– Интересно, Александр Павлович, – опять этот ротмистр влезает со своими вопросами в самое неподходящее время, – вы же говорили, что не производили взрывчатку, откуда у вас данные, как должны проходить полигонные испытания?
– Сергей Семенович, мы произвели только небольшое количество «Желтого солнечного», или тринитротолуола, но то, какие свойства показало при исследовании это количество вещества, позволяет мне говорить об особенностях этой взрывчатки по сравнению с другими взрывчатыми веществами.
– Хорошо, я попробую выяснить вопрос о вашем участии в полигонных испытаниях и о привлечении к экспертной оценке вашего изобретения господина Менделеева. – Ротмистр дал тем самым понять, что обсуждение на этом закончено. – Я дам вам ответ в ближайшее время. Простите, а почему вы раньше не упомянули о господине Менделееве?
– Видите ли, пока я вынужденно здесь нахожусь, я использую это время для самообразования – читаю книги и журналы по различным отраслям науки. Вот и сейчас Иван Петрович принес мне необходимую литературу.
– Позвольте, – жандарм протянул руку к книгам. – Да здесь математическая литература?!
– Сегодня математическая, через неделю будет физическая, – ответил я, – в мире еще много неизведанного, не правда ли, Сергей Семенович?
– Не могу с вами не согласиться, уважаемый Александр Павлович, а теперь прошу меня простить, служба, – ротмистр встал и попрощался. – Честь имею, господа.
– Дед, ну ты посмотри, что за фрукт, – обратился я к деду, когда за ротмистром закрылась дверь. – Он продолжает меня допрашивать и подозревает в смерти Генриха, якобы у нас возник спор из-за вознаграждения и я мог его в потасовке убить, а потом заметать следы.
– Да брось ты, Сашка, – решил успокоить меня дед, – он свое дело делает, служивое. Видишь, сам добился испытаний, ты ведь хотел этого?
– Конечно, только боюсь, что в Академии могут завалить дело и результата не будет, – я попытался объяснить деду свои опасения. – Вещество ведь еще получить надо и правильно в снаряд или гранату поместить. Для первого мне Менделеев нужен, а для второго – я сам на месте должен быть и смотреть, что они делают.
Дальше дед стал говорить, что вставать еще рано, доктор не велит, да и как он меня, еще такого слабого, в Петербург отпустит. Еще в Москве если было бы, то как-нибудь справились, а тут за 600 верст ехать по железке. Давай, мол, подождем, когда они, академики эти, «Желтый» сделают, там и посмотрим, что получилось.
– Дед, удалось подать заявку на привилегию по лекарству? – перевел я разговор на другую тему. – От тебя поверенный был, так я ему все рассказал и рисунок сделал.
– Да, он сказал, что ему все ясно, на днях подаст. А ты знаешь, Сашка, пурпурный шелк в первый же день «дешевки» смели, просчитались мы с тобой, – тут дед заговорил как купец, упустивший верные деньги. – Оказалось, что в Торговые ряды почти не привезли шелка, его еще до Фоминой недели распродали, разве что и осталось немного на складах.
– Вот видишь, надо тебе, дед, при красильнях собственное производство краски открывать, нанять химиков, может даже заграничных, пусть делают.
– Генрих нанял химика, а тот шпионом оказался, – посетовал дед, – а от них, шпионов этих, одни только беды. Ты вон на себя посмотри, – еле-еле оклемался, а уже норовишь в Петербург ехать, взрывать там чего-то. Может, спокойнее будет к моему делу тебя приставить, парень ты умный и способный, – кивнул дед на книжки. – Я вот посмотрел в них, да ничего не понял, цифры-то каждый купец знать хорошо должен, а там, кроме цифр, закорючки непонятные, а ты, выходит, разбираешься…
– Дед, чтобы на шпиона не нарваться, надо самому людей отбирать, – подал я здравую идею, – а не нанимать тех, кто сам набивается. А этот Альфред поганый сам к Генриху пришел, да еще и соотечественником оказался, земляком, ну как такого не взять? Да и, откровенно говоря, химик он был хороший, лекарство-то он синтезировал, а не Генрих, да и индиго, хотя индиго он просто скопировал с немецкого, заявку могли отклонить.
– А ты знаешь, внучек, что поверенному моему жалобу от британцев передали, мол, мы у них украли секрет получения пурпурной краски, – озадачил меня дед, – и грозятся судом!
Вот те раз – меня как обухом по голове ударило, – только этого еще не хватало. А как же все поверенные и чиновники пропустили заявку? Или смазка была очень знатная, то есть, как бы сказали в мое время, коррупционная составляющая. Еще раз убеждаюсь, что за все в этом мире надо платить, а если перешел дорогу сильному хищнику, то платить дважды. А вдруг взрыв в лаборатории – дело рук агентов Нобеля, которые хотят не допустить конкурентов к взрывному делу и не дать тем самым нам отгрызть существенную долю рынка динамита. Для этого и пары пудов динамита не жалко, а дурного германского шпиона сами и подставили, может, это его обугленный хребет нашел жандарм Агеев. Никто же капитана разведывательной службы германского генштаба Альфреда Вайсмана после этого не видел! Правда, не видели и Генриха, а что, если его похитили и держат где-то?
– Нет, Сашка, скорее Нобель тут ни при чем, – рассуждал дед в ответ на мои догадки, – хотя, конечно, не знаю, рассматривал ли ротмистр такой фортель, он же мне не докладывает! Да и не могли где-то Генриха полгода держать. И как же ты все это представляешь? Вышел немчик на Полянку, а его тюк по голове и в проулок к вашему забору потащили, другие подручные связанного Генриха вытаскивают через дыру в заборе, вместо него кладут тело шпиона и взрывают? Нет, так среди купцов и промышленников не бывает, у нас все проще.
Поговорив еще с дедом про мое лечение, мы расстались, и я остался наедине со своими думами. Агаша теперь дежурила в коридоре, на сестринском посту и помогала с тяжелыми больными, а мне провели кнопку вызова, хотя я ей не пользовался, если что надо, сам вставал. Через неделю доктор разрешил мне прогулки, и мне принесли новый больничный халат и шапочку, чтобы предохранять еще чувствительную кожу от весеннего солнца. Волосы помаленьку отрастали, и я начал отращивать бородку с усами. У Сашки-то раньше они не очень росли, но после того, как я начал интенсивно заниматься физкультурой, за счет выброса стероидов пробудился и мужской тип оволосения, и мальчик стал превращаться в мужа. Если бы не пожар, я мог бы уже ходить с приличной бородкой, была у меня такая идея отпустить ее для солидности. Сейчас же волосы были реденькие и, самое неприятное, – какие-то пегие, с сединой.
Лиза пока больше не приезжала, дед привозил мне только приветы от нее, привез еще математические и химические журналы – я хотел познакомиться с трудами наиболее продвинутых ученых. Надо ехать в Питер! Но Леонтий Матвеевич даже слышать об этом не хочет, не ранее чем через два-три месяца, когда я окрепну, а то он не гарантирует осложнения – кожа еще очень ранима и могут начаться инфекционные осложнения, а тогда – грубые и обезображивающие келоидные рубцы
[45]. Доктор и так был против прогулок:
