– И чем же вы занимаетесь, мистер Степанов? – со всей любезностью, на которую был способен, произнес баронет.
Вот как, уже не «сэр», а простой «мистер», подумал я и сказал:
– Я математик, – ответил я, надеясь, что настырный англичанин, наконец, уймется, ибо что взять с математика и о чем с ним поговорить…
– Видимо, вы закончили математический факультет университета? – не унимался баронет.
– Нет, – ответил я, – по образованию я юрист, математикой увлекся позже.
– Вот как, – оживился сэр Джордж, – я знал одного юриста, который стал математиком, сэра Артура Кэли.
– Насколько я знаю, Артур Кэли известен своими работами в области линейной алгебры, его называют лучшим алгебраистом современности, также он много сделал в области дифференциальных уравнений и эллиптических функций, – не ударил я лицом в грязь (помню что-то из алгебры, не забыл!). – А теорема Гамильтона – Кэли чего стоит, одной этой теоремы о квадратной матрице достаточно, чтобы войти в историю математики. Где же вы познакомились с профессором Кэли, он же не дипломат?
– Сэр Артур читал у нас лекции в Тринити-колледже
[85], – ответил дипломат. – К сожалению, я не силен был в математике и не мог оценить всей тонкости рассуждений профессора Кэли.
А он непрост, этот второй секретарь, как мне показалось, он пытался поймать меня на знании математики, но это не удалось… Да и учился он в престижном заведении, где самая-самая британская знать учится, а ведь простой баронет!
– И что же привело вас в Москву, мистер Остин? – теперь уже в наступление перешел я, используя некоторую растерянность оппонента от неудавшейся провокации. – Посольство ведь в столице, – если ваша поездка не дипломатический секрет, конечно.
– Да что вы, какие секреты, обычный бизнес, – ответил баронет с улыбкой. – Меня послали встретиться с нашим московским консулом, чтобы он помог британский, как это по-русски – стряпчий (ах да, вы правы – поверенный в делах) разобраться с делом о нарушении патентных прав британского подданного одним московским купцом, кстати, его фамилия тоже Степанов.
– Степанов – фамилия очень распространенная, входит в пятерку самых частых русских фамилий вместе с Ивановыми, Петровыми, Сидоровыми, – пояснил я, стараясь внешне сохранить невозмутимость. – Так что же натворил этот купец по отношению к подданному британской короны?
– Он получил в России патент на открытую британцем краску для ткани, – ответил сэр, – что должно вести к наказанию и компенсации ущерба.
– И как, удалось наказать купца? – поинтересовался я, сохраняя индифферентный вид, мол, так, для поддержания дорожной беседы спрашиваю.
– Нет, – разочарованно ответил Остин. – Я пытался вместе с поверенным встретиться с купцом, чтобы мирно урегулировать размер ущерба, но он даже не принял нас, а русские чиновники просто издевательски смеялись нам в лицо.
– Но ведь в Петербурге, там, где находится ваше посольство, располагается Министерство финансов, в котором есть Департамент промышленности и торговли, ведающий промышленными привилегиями, – удивился я, – что вам стоило утихомирить распоясавшегося купца окриком из столицы, через министерство?
– Думаете, мы не пытались так сделать? – ответил баронет. – Но в министерстве нам сказали, что привилегия выдана купцу правильно и не нарушает законов Российской империи, так как использует другой процесс, отличающийся от британского. Но ничего, мы подадим апелляцию и добьемся компенсации даже в большем размере, чем это можно было бы сделать при добровольном урегулировании спора. И не дай бог, этот купец будет что-то продавать в Британии и ее колониях – его товар сразу же будет конфискован для покрытия ущерба.
– Для дипломата вы неплохо разбираетесь в законодательстве и судопроизводстве, – польстил я сэру Остину, – видимо, вам часто приходится заниматься подобными делами?
– Что вы, мистер Степанов, – ответил дипломат, – это первый, но, думаю, не последний случай, как у вас говорят: «лиха беда – начало».
– Что же, желаю успеха, – сказал я, подумав: «Чтоб тебя разорвало». – А сейчас, сэр Джордж, позвольте мне немного вздремнуть, утомительный день выдался.
Я прикрыл глаза, чтобы настырный англичанин не задавал больше вопросов, и подумал, что, возможно, не случайно он подсел ко мне, места ведь не нумерованные. Я что-то не заметил его на перроне, а ему нужно было только зайти в вагон за мной и усесться напротив, вон, есть вообще свободное купе. Он знает, кто я, хочет напугать? Зачем, ему ведь дали от ворот поворот и в Питере и в Москве. Хочет выйти через меня на деда, чтобы с него денег получить? Дудки! Он деда не знает, и если и получит, то люлей без счета. В общем, я не заметил, как заснул. Проснулся от голоса проводника: «Господа, Тверь! Кто желает прогуляться и покушать? Поезд стоит час с четвертью».
Я вышел из вагона, немного подышал свежим воздухом, отправился в ресторан. Заказал рюмку водки, холодный заливной язык (люблю правильно приготовленный говяжий язык с хреном, морковкой и петрушкой) и только принялся закусывать, как за мой столик принесло давешнего англичанина. На этот раз он плюхнулся на стул, уже не спрашивая разрешения, что-то заказал официанту, довольно правильно выговаривая русские слова.
Когда принесли его заказ, включающий графинчик водки, он, опять-таки не спрашивая, хочу я с ним выпить или нет, наполнил рюмки и поднял свою.
– Мистер Степанов, я бы хотел выпить за мир и процветание в отношениях наших империй, – начал он по-русски. – Сейчас непростое время, и сталкиваются наши интересы в этом непростом мире. Мне кажется, что ваш царь Александр ведет себя опрометчиво и недальновидно…
Мне надоел этот развязный англичанин, и я решил его отшить:
– Послушайте, уважаемый сэр, кто бы вы ни были, но это не дает вам права упрекать государя в недальновидности. Я, как подданный Российской империи, больше не желаю вас слушать и прошу прекратить эти выпады. – Встав из-за стола, я положил три рубля под тарелку и вышел из ресторана. Ничего, поужинаю в Бологом.
Когда в вагоне появился баронет, я демонстративно взял свой портфель и пересел в свободное купе. Более меня никто не донимал до самого Питера, а к баронету в Бологом подсадили дородного игумена
[86].
Приехав в столицу и оставив багаж в номере «Англетера», я, не теряя времени, поехал к Панпушко. Однако дежурный сказал, что штабс-капитан вместе с помощниками на полигоне и они вернутся не ранее шести пополудни, но я могу написать ему записку и ее передадут с оказией – кто-нибудь из академических все равно поедет сегодня на полигон, так как готовятся к визиту заместителя генерал-фельдцейхмейстера. Так я и сделал, написал, где меня найти в «Англетере», и пешком пошел в Медицинскую академию. Погода уже не баловала, если в первый мой приезд были солнечные дни и лишь изредка моросил дождь, то теперь сыпал мелкий дождичек и дул холодный ветер с Невы. Неуютная питерская погода, ну да ничего, одет я тепло, на голове шерлокхолмовская каскетка, не замокну.
