– Вот и славно, – захлопотал шпион, вытаскивая из кожаной папки какие-то бумаги. – Семен, где ты там, иди, поможешь!
– Слушаю, барин, – в комнате появился давешний амбал, – чего изволите?
– Семен, голубчик, – запел шпионский «сэр», – развяжи-ка правую ручку господина, да посмотри, чтобы он чего не учудил, перышком стальным себя в глаз не поранил.
– Не получается, барин, – амбал продолжал возиться с завязкой справа, – туго затянул, дозвольте разрезать?
– Да режь, но только веревку пока, – хохотнул Остин, или как там его по-настоящему…
Наконец завязку перерезали и мне вручили несколько листов.
Я взял их и по очереди прочитал. Так, передача прав по патентам правительству Британской империи на двух листах и соглашение о сотрудничестве с британской секретной службой без упоминания тех фишек и плюшек, что мне впаривал липовый баронет. Дело мое плохо, видать, и вправду поеду в последний путь в говняной бочке. Нет, не так я себе представлял свои торжественные похороны.
– Все прочитали, готовы подписать?
Я кивнул. Семен передал мне обмакнутое в чернила перо. Может, в глаз его ткнуть напоследок? Нет, не получится – он стоит позади меня, мне туда не дотянуться, а он тут же шваркнет меня по голове пудовым кулачищем – и поплыли по Неве…
Что ж, на первом листе я старательно вывел Bloody, на втором Fucking, на третьем – Bullshit
[93].
Семен, помахав по очереди листами в воздухе, чтобы высохли чернила, подошел к столу и передал бумаги своему боссу. Тот, прочитав, изменился в лице: «Русская свинья, Семен, он – твой».
Семен достал ножичек и сделал шаг к кровати с моей тушкой. Вот был бы я спецназовцем ГРУ, как положено другим попаданцам, живо бы выбрался из пут и забил бы ногами эту тварь, а потом скрутил визжащего от страха англичанина и утопил в бочке с дерьмом. Я попытался было дернуться, но куда там…
Бах!!! – грохнуло из окна, посыпались стекла, из коридора выбили дверь, и комнату осветил яркий фонарь, впрочем, керосиновый. Я не поверил своим глазам: передо мной стоял Агеев! Он же в Туркестане! Я скосил глаза вбок, куда смотрел Агеев. На полу навзничь лежал амбал с дыркой во лбу, а за ним, согнувшись до пола, блевал заляпанный мозгами Семена сэр Джордж Остин, баронет и офицер секретной службы Ее Величества. Понятно, пуля пробила маленькое отверстие на входе, зато на выходе вышибла затылочную кость вместе с мозгами амбала, которые и прилетели баронету.
– Ну и нагрязнил ты здесь, вахмистр, – сказал Агеев пролезавшему в мансардное оконце жандарму в штатском.
– Виноват, вашскобродь
[94], – наконец пролез в окно вахмистр и спрятал в кобуру револьвер, – пуля у «Смита»
[95] тяжелая, бошку вблизи напрочь сносит.
– Распорядись прибрать здесь, братец, тело – в судебный морг, – распорядился подполковник. – Дамочку отловили?
– Так точно, господин подполковник, – ответил вахмистр, – она только из подворотни вышла, тут и взяли, мяукнуть не успела, кошка драная.
Тело унесли, англичанину дали тряпку вытереться. Он было хотел бумажки уничтожить, но вахмистр одной рукой бумаги прижал, другой завернул шпиону руку за спину, так, что тот взвыл от боли, затем вахмистр, не отпуская завернутую руку, схватил и другую руку англичанина и связал их позади спинки стула.
Пока вахмистр проделывал это, Агеев прочитал бумаги, дошел до подписи, сначала удивленно выгнул бровь и взглянул на меня, а потом, когда прочитал все, ухмыльнулся и сложил бумаги в шпионскую папку, предварительно выпотрошив ее на предмет чего-нибудь интересного.
– Так, вахмистр, хорошо связал супостата? – дождавшись «так точно, вашкобродь», Агеев приказал: – А теперь аккуратно развяжи путы нашему господину изобретателю государственных секретов и поищи его одежду, да кляп достань изо рта, видишь, Александр Павлович уж притомился с ним.
Одежда моя нашлась в шкафу, аккуратно увязанной в узел – явно Семен уже приготовил ее для себя в качестве трофея, чтобы продать скупщикам. Так что уйти мне отсюда живым точно не пришлось бы, независимо от того, подписал бы я бумаги или не подписал, выход был один: в бочку и затем – недолгое морское путешествие. Кроме того, от одежды пахло какой-то сивухой – видимо, подельник шпиона облил меня самогоном, чтобы, если кто вдруг встретится на черной лестнице, что, конечно, маловероятно для позднего вечера, то выглядело бы так, как будто дворник тащит наверх пьяного жильца.
А вот ни револьвера в подмышечной кобуре, ни бумажника, ни часов не нашлось, о чем я и заявил Агееву, мол, отразите в протоколе. Вахмистр, покопавшись в шкафу, нашел мой бумажник, впрочем, пустой (а оставалась почти сотня, хорошо, что не все деньги взял с собой), наган в кобуре он положил на стол Агееву, часов так и не нашлось (скорее всего, они у Семена в кармане).
Агеев отражать в протоколе ничего не стал, да и никакого протокола никто не вел, а уселся верхом на стул напротив проблевавшегося наконец баронета и произнес:
– Майор Хопкинс, я вынужден предъявить вам обвинение в шпионаже, покушении на жизнь подданного Российской империи, а также еще и в ограблении почетного гражданина.
– Я ничего не знаю, я зашел сюда случайно, – заистерил Хопкинс/Остин, – требую пригласить консула. Я дипломат и лицо неприкосновенное!
– Сегодня же утром британский посол будет проинформирован о вашем задержании и шпионской деятельности, – сообщил ему Агеев, крутя в руках мой револьвер, который достал из кобуры (револьвер нашел вахмистр в другом месте). – И не надейтесь на дипломатическую неприкосновенность: высылка в двадцать четыре часа грозила бы вам только в том случае, если бы вы ничего здесь не натворили. А так на вас столько, что Сахалинская каторга вам обеспечена, а такие, как вы, больше двух лет там не живут. Я бы предложил вам, как офицеру, застрелиться, но, извините, уже не могу. Да и дипломат вы такой, как из меня балерина, уже столько дров наломали, и никакой вы, майор Хопкинс, не баронет и университетов не заканчивали, а выросли в Сохо и грязными делишками пробились наверх в Секретной службе, вот и думали, что Россия – дикая страна, вам все с рук сойдет…
– Или все же дать вам револьвер с одним патроном? – Агеев начал вынимать один за другим патроны из барабана, а «бывший сэр Остин» как зачарованный следил за этими действиями.
– Ну, согласны? – сказал Агеев, оставил один патрон, взвел курок и провернул барабан так, чтобы патрон встал в боевое положение напротив ствола. – Развязать вам руку?
