Тем временем орудия были готовы к стрельбе, взмах флажка – и два гулких выстрела раздались почти одновременно. Если бы мы стояли рядом, то ничего бы не увидели из-за густого дыма, окутавшего орудия. А так, поскольку стояли на пригорке, я увидел, что после небольшой задержки у двух мишеней вспухли в общем-то одинаковые фонтаны выброшенной взрывом земли.
– Небольшой недолет, сейчас поправят прицелы, и продолжим, – пояснил штабс-капитан. – Левое орудие стреляет снарядами с пироксилином, правое – ТНТ.
Новый залп – и обе мишени разлетелись вдребезги. Подъехал верхом командир батареи, ведя в поводу второго коня. Панпушко легко, только на секунду коснувшись стремени носком сапога, вскочил в седло
[99], и оба офицера неспешно поскакали к развороченным мишеням. Через какое-то время, зафиксировав разрушения от снарядов, они вернулись. Так повторилась серия из десяти снарядов, потом левое орудие стало стрелять ТНТ, а правое – пироксилиновыми снарядами, и так опять серия по десять снарядов. После попаданий регистрировался характер повреждений. После двадцати выстрелов ко мне подъехал Панпушко и сказал, что, как и ожидалось, пироксилиновые снаряды вызывали на двенадцать процентов больше разрушений, чем ТНТ, однако вес заряда пироксилина был больше на двадцать процентов.
Теперь мы перешли на площадку для метания гранат, или, как здесь их уже привыкли называть, «ручных бомб Степанова – Панпушко» – РБСП-1 и РБСП-2: рубчатой «ананаски» и гладкой «лимонки». Помощники Панпушко уже расставили чучела в мешках в 17–22 саженях
[100] от окопа. Что же, это просто «школьный норматив»
[101], хотя солдаты сейчас более низкорослые и слабосильные, пусть будет так. Еще был отмечен толченым мелом круг диаметром две сажени – туда нужно было попадать.
Вышел метатель из команды Панпушко – довольно рослый унтер, и без труда, вставая на приступочку окопа, забросил «лимонку» в центр круга, грохнул взрыв. Мы пошли посмотреть на мишени – из десяти «наступавших» один явно «убит» крупным осколком в область груди и четверо раненных мелкими осколками. Зафиксировав результат и покрасив мелом разрывы, вернулись на исходную позицию и повторили. Результаты были примерно повторяющимися, но в конце мешки заменили, и сменился метататель – он выглядел покрепче первого, лапы как у медведя, с широкими ладонями человека физического труда.
Штабс-капитан напомнил ему, чтобы после броска он быстро прятался за бруствер и ни в коем случае не глядел на результат броска. Унтер сказал «так точно» и взял первую «ананаску». Мы отошли еще саженей на пятьдесят. «Ближе – опасно», – предупредил Панпушко. На этот раз грохнуло так, как будто выстрелили из пушки, взметнулась земля, ближайшие чучела снесло вовсе, дальние измочалило крупными осколками, но некоторое цели вовсе не пострадали (наверно, бомбу рвет по насечкам на крупные куски, подумал я, хотя чугун – металл хрупкий и должен был бы крошиться на множество осколков). После того, как метатель бросил еще четыре гранаты, Семен Васильевич сказал:
– Не будем больше испытывать судьбу, господа. – Обращаясь ко мне и командиру батареи, добавил: – Не угодно ли попробовать?
Артиллерист отказался, сказал, что ему из орудия как-то привычнее стрелять, а я согласился, только попросил сначала учебную гранату, без запала и взрывчатки, попробовать метнуть.
– Извольте, – сказал капитан, – я бы и не дал вам сразу боевую. Мои унтера два дня учились кидать бомбы в цель и на дальность.
Граната «лимонка», то есть ручная бомба РБСП-1, надо привыкать к названию, оказалась удобной в руке, и, потренировавшись, я попросил девайс с запалом. Панпушко достал запал и показал, как выдергивается кольцо-предохранитель, потом сказал, что надо размахнуться и метнуть, на всякий случай – из окопа: окоп широкий, есть где сделать два шага перед бруствером на постепенно увеличивающем подъем приступке-пандусе, так что оказываешься приблизительно по пояс над бруствером. Подъем по пандусу нужен, чтобы не бросить гранату себе под ноги (тогда нужно как можно скорее выскакивать из окопа, не пытаться искать выкатившуюся гранату, а спасаться самому (задержка взрыва четыре секунды, этого хватит, чтобы выпрыгнуть два раза). Если граната окажется сразу за бруствером и броска не получится – наоборот, сгруппироваться как можно ниже на дне и переждать взрыв.
Получив инструктаж, я потренировался вытаскивать кольцо из неснаряженного запала. Потом, когда понял, что я готов, Панпушко вставил запал, повернул его до фиксации и остался рядом со мной, передав мне гранату и немного отойдя в сторону по длине окопа (на помощь готов прийти, сообразил я). Помощь не потребовалась: выдернув кольцо, я сделал по пандусу шаг к брустверу и зашвырнул гранату даже дальше, чем хотел – к дальней границе мелового круга. Бумкнуло, качнулись уже посеченные осколками чучела. Вот и все!
После обеда пошли смотреть лабораторию Панпушко, располагавшуюся в одном из сараев. Насколько убогим было это сооружение снаружи, настолько лаборатория поразила меня порядком и чистотой внутри. Все было продумано, чувствовалась хозяйская рука штабс-капитана и его помощников: лабораторное стекло сияло, никель всяких приборов и кубов блестел, как начищенное серебро, стояли просторные лабораторные столы и вытяжные шкафы. Тут же по стенкам были развешаны мои газовые маски (скоро должна и привилегия на них созреть, причем в Германии и Британии уже получены положительные заключения – вот фиг вам, а не газовые атаки). Семен Васильевич похвастался, что они могут вырабатывать около пуда ТНТ в неделю – процесс отработан и поставлен на поток, так же как и снаряжение снарядов, которое проходит в отдельном помещении. Потом мы посмотрели лабораторию по выделке запалов Панпушко для боеприпасов с ТНТ – все тоже слаженно и аккуратно. Я остался очень доволен увиденным, теперь я точно знал, что Семен Васильевич не подведет меня, вот только как он отнесется к подготовке людей для нашего с дедом завода по выделке ТНТ, отпустит ли кого-то из своих унтеров-лаборантов? Я решил не поднимать этот вопрос до окончания испытаний. Назад ехали быстрее, так как грузовые повозки шли быстрее, на прощание я вручил по красненькой унтерам-метателям, поблагодарив их за молодецкие броски.
Вернувшись в гостиницу, я настолько устал, что даже не пошел ужинать и завалился в кровать, едва раздевшись. Сашка больше не давал о себе знать, видно его напугала мансардная разборка этой ночью, но я был рад, что он не исчез насовсем.
Назавтра, плотно позавтракав и приведя себя в порядок, я без четверти двенадцать был у Главного штаба, рассчитав, что если я выйду из гостиницы минут за сорок, то неспешно доберусь до цели. Часы надо прикупить, сегодня же в Гостином дворе, как выйду от Агеева.
– Я к подполковнику Агееву Сергею Семеновичу, – сказал я дежурному, назвав свою фамилию.
