Теперь воцарилось гробовое молчание. Я просто читал в глазах сидящих в первых рядах: юрист?! В храме медицинской науки?! Изгнать нечестивца немедля!
– Господин Степанов, не смеем вас больше задерживать, всех, кроме уважаемых членов Ученого совета, прошу покинуть зал. Мы продолжим заседание Совета в закрытом режиме, – сказал председательствующий безапелляционным тоном.
После этого все потянулись к выходу, последним помещение покинул я. В коридоре толпились люди, они расступались передо мной, часто с насмешливым или сочувствующим выражением лиц, но никто ничего мне не сказал, я просто в молчании прошел через толпу, как сквозь строй. Я уже собирался покинуть здание, как меня догнал приват-доцент Северцев.
– Александр Павлович, подождите, куда вы так спешите, – запыхавшись от бега, позвал меня приват-доцент. – Профессор просил вас подождать у него в кабинете, обязательно!
– Что же, пойдемте, Петр Николаевич, – ответил я, не испытывая, впрочем, особого энтузиазма: начнут утешать, говорить, что не все потеряно, и так далее, вслух же продолжил: – Петр Николаевич, ну как, решились на переезд в Москву?
– Александр Павлович, поймите меня правильно, после сегодняшнего Совета, решения об утверждении апробации СЦ, скорее всего, не состоится, статьи в журнале тоже не будет, – извиняющимся тоном сказал доцент. – А здесь, сами понимаете, у меня «синица в руках», должность, какая-никакая карьера…
– Я все понимаю, Петр Николаевич, считайте, что никакого разговора между нами не было, – ответил я, – возможно, мы как-нибудь вернемся к нему позже.
Я прождал профессоров более полутора часов. Мне принесли чай с лимоном и сушками, лучше бы стакан коньяку налили, да хоть разведенного спирта. Наконец, они вернулись и выглядели не такими уж удрученными.
– Что же вы, Александр Павлович, нам сразу не сказали, что вы юрист, я ведь вас за химика принял, вы все так грамотно объяснили про синтез СЦ еще в нашу первую встречу, да еще письмо от Менделеева принесли, что у меня никаких сомнений в вашей профессиональной компетенции не было, – с порога набросился на меня Дианин.
– А вы и не спрашивали, кто я такой да чем занимался. А что, мне с порога начинать было с того, что я, мол, юрист, но выдумал чудодейственное средство, – начал я тоже заводиться в ответ на упреки тезки, – да вы бы и слушать меня не стали, не правда ли? Между прочим, Дмитрий Иванович Менделеев знал, что я юрист по образованию, и это его не смутило, но почему-то вызвало такое отторжение здесь. Откуда я знал, написал он вам в письме про мое образование или нет, я ведь его не читал. По-моему, в Академии уж слишком преобладает нездоровый и средневековый по своей сути корпоративный дух, не допускающий никакого инакомыслия.
– Коллеги, успокойтесь, – обратился к нам Субботин, – ну и что с того, что старые мастодонты ничего не поняли, да еще наш господин изобретатель масла в огонь подлил с этим Кохом. Главное, нас понял профессор Пашутин, он ведь потом в приватной беседе с нами двумя высказался в том смысле, что ему, без году неделя как назначенному, начинать скандал со стариками-учеными и противопоставлять себя практически всему Ученому совету не с руки. Он понял перспективность работы и предложил ее продолжить, набрав еще столько же больных, но с другой патологией. Кроме того, он обещал подать докладную записку государю о сути открытия и его перспективах для военной медицины. Для этого нам и нужно показать лечение не только ожогов, но и боевой травмы, или травмы, похожей на боевую. То, что вы, господин Степанов, сказали нам про микробы там, в зале, это действительно так?
– Да, Максим Семенович, к сожалению, в Академии нет микробиологической лаборатории, она есть у Мечникова в Институте Пастера в Париже, но ведь туда образцы не повезешь, поэтому выход один – оценивать лечение по результату, так сказать ex curantibus
[111], – высказал я свое мнение. – Вы можете синтезировать еще столько продукта, сколько надо, но прошу вас, не передавайте его на сторону без моего ведома, иначе может получиться, как с туберкулином Коха (это я, конечно, припугнул профессоров, но пусть будут осмотрительней). И еще, я хочу взять с собой около фунта препарата СЦ для врача, что лечил меня от ожогов в Первой Градской больнице Москвы, зовут его Леонтий Матвеевич Вышеградский.
– Хорошо, Александр Павлович, так и сделаем, договорились. А журнальная публикация после выйдет – это уже целая диссертация
[112] будет.
Вернувшись в гостиницу, я пообедал без особого аппетита и решил вздремнуть. Только заснул – как разбудил стук в дверь. «Кого еще принесло», – подумал я. Ба! Господин полковник Агеев собственной персоной.
– Здравствуйте, Александр Павлович, а я уж думал, вы тут рыдаете после неудачного Совета, – пошутил полковник, – а вы, как всегда, молодцом, на боковую, и это правильно!
– Что вы, Сергей Семенович, все хорошо, просто старички из Совета неправильно меня поняли, да еще их взъярило, что я юрист, а влез в их дела, – так же, в шуточном тоне, объяснил я Агееву. – Вот их новоиспеченный начальник, действительный статский советник Пашутин, все понял и рекомендовал продолжить исследования, так что жизнь продолжается: «The show must go on»
[113].
– Это вроде из Шекспира? – полуутвердительно-полувопросительно спросил Агеев.
– Вроде того, – ответил я, – просто подходит по смыслу к ситуации. А откуда вы узнали о моем провале? Ах да, я и забыл… (Еще бы ответил словами купца Мокия Парфеныча: «Для меня невозможного – мало».)
– Да, вы все правильно понимаете, теперь везде вас незаметно сопровождают мои люди, – подтвердил Агеев мою догадку, – после ваших публичных выступлений и полигонных демонстраций не исключены еще какие-либо попытки со стороны иностранных разведывательных служб выйти на вас с целью склонения к сотрудничеству как минимум.
Я подумал – а как максимум опять в бочку с дерьмом? И вообще, не был ли тот человек, который, неразборчиво произнеся свою фамилию, практически спровоцировал меня на провал, сотрудником полковника? А для чего – для того, чтобы загнать меня в свой отдел, поскольку я ему нужен как технический специалист. Нет, это уже паранойя, я и сам для себя решил, что статус госчиновника защитит меня в Российской империи лучше, чем наган в кобуре, что от своих чинуш, что от шпионов. Связываться с асессором Главного штаба – себе дороже выйдет, чем какого-то купчика или выпускника-юриста прищучить.
Агеев тем временем продолжал:
– Мне доложили, что генерал Софиано, фактически исполняющий сейчас обязанности генерал-фельдцейхмейстера, перед докладом на Государственном Совете о перевооружении армии намеревается завтра посетить Главный артиллерийский полигон «Ржевка». Я вам говорил, что хотел бы сам посмотреть на применение ручных бомб, не составите ли мне компанию завтра утром, скажем в девять часов утра? Вы как ездите верхом, уверенно?
