Оставалось пересказывать обрывки.
— Когда Камелот наводнили тролли, феи окончательно
убедились, что с людьми опасно связываться: самые лучшие намерения неизменно
приносили одни неприятности. К власти пришли изоляционисты, а всех остальных
объявили Неблагими.
— Значит, часть Благого двора стала новым Неблагим двором?
Тамани нахмурился.
— Вообще-то у Неблагих больше тысячи лет нет своего двора.
Титанию свергли, Оберон стал законным королем и издал всеобщий указ, что ради
блага людей феям надлежит навсегда оставить их в покое. Все вернулись в Авалон,
Оберон создал врата, и с тех пор мы существуем отдельно. Правда, иногда
всплывают идеи, что феям следует вмешиваться в жизнь людей — как благодетелям
или захватчикам. Тех, кто отстаивает такие взгляды чересчур рьяно, изгоняют.
— На Хоккайдо?
Тамани кивнул.
— Там находится... лагерь для осужденных, недалеко от врат.
Мы отправляем их туда, чтобы они не сеяли смуту в Авалоне и вдобавок не могли
связываться с людьми. На самом деле там нет отдельного королевства, но все
называют их поселение Неблагим двором.
— А мать Шара? Когда ее... изгнали?
— Где-то пятьдесят лет назад, когда моего сеянца еще не
было.
— Пятьдесят? — засмеялась Лорел. — Сколько же Шару лет?
— Восемьдесят четыре.
Лорел изумленно покачала головой.
— Никак не привыкну!
— Привыкнешь, когда самой стукнет восемьдесят. — Тамани
пихнул ее в бок.
— А почему Шар ходил к ней сегодня? Думает, что Юки —
Неблагая? И что еще за Преображение?
Тамани медлил. Лорел затронула непростую тему.
— Значит, так. С Преображением ясно одно: это полная чушь.
Хотя звучит она правдоподобно. Я тебе расскажу, а ты запомни: в него никто не
верит. По крайней мере, в здравом уме. В Авалоне небезопасно упоминать о
Преображении.
Лорел выпрямилась и сложила руки на коленях. Тамани понял:
предостережение лишь подогрело ее интерес. Иногда она ведет себя так по-человечески!
— Для начала вопрос. Ты когда-нибудь задумывалась, почему
люди так похожи на нас внешне?
— Ну, не совсем в такой форме. — Лорел улыбнулась, — Но да,
задумывалась. Дэвид говорит, это связано с параллельной эволюцией — мы
заполняем подобные... мм... экологические ниши. Как акулы и дельфины, только...
ближе.
Тамани мысленно поморщился; только Дэвида тут не хватало.
— Так вот, Неблагие верят, что это наших рук дело — до
Преображения мы выглядели совсем по-другому. Скорее, как растения.
— Зеленая кожа и все такое прочее? — спросила Лорел.
— Кто знает? Но Неблагие говорят, одна древняя королева,
Зимняя фея Мэб, могущественными чарами изменила нашу расу и сделала ее похожей
на людей. Вроде бы она влюбилась в человека... Они решили, что сеянец,
прорастающий рядом с людьми, должен быть внешне похож на местных жителей.
— Значит, фея, которая родилась... то есть проросла в
Японии, должна походить на японку. — Лорел рассуждала вслух. — Кажется, это
легко проверить. Все дети Неблагих должны быть похожи на японцев. Поэтому Шар и
пошел выяснить, не сбежала ли Юки из... тюрьмы.
— Вот только Неблагих не пускают в Сад, значит, юная фея не
может быть родом из лагеря. Больше тысячи лет феи не рождаются за пределами
Авалона. А сеянцев мы не изгоняем.
— Постой, как это «не пускают в Сад»?
— Им запрещено... размножаться. — Тамани пожалел, что она
задала этот вопрос.
— И как вы этого добиваетесь? — запальчиво воскликнула
Лорел.
— Осенние феи поят их чем-то, — ответил Тамани. — Зелье
разрушает способность фей цвести. А если нет цветков — нет сеянцев.
— Неблагих калечат? — Лорел сверкнула глазами.
— Не совсем, — беспомощно сказал Тамани.
— Неважно! В такие дела никто не имеет права вмешиваться!
— Я не устанавливаю законы, — возразил Тамани. — И не
говорю, что они правильные. Смотри, как рассуждал Шар. Его мать всегда втайне
была Неблагой, и о Преображении он узнал еще сеянцем. Помимо всего остального,
— добавил он загадочно, — Потом его мать сослали на Хоккайдо. Сейчас мы
рассказываем ему о фее родом из Японии, где живут Неблагие. То, что Юки
проросла в Японии и похожа на японку, никак не подтверждает действие Преображения
— ты же видела, какие разные бывают феи по сравнению с людьми, — но для Шара
это еще одна нить, которая связывает ее с Неблагими.
— А почему ты не рассказывал о Неблагих раньше — когда Юки
появилась впервые?
Они остановились на первом светофоре в Кресент-Сити, и
Тамани обернулся к Лорел.
— Потому что Шар спешит с выводами. За Неблагими постоянно
наблюдают, и не без причины, — Он вспомнил, как однажды отправился с Шаром на
Хоккайдо. До чего ужасно было слышать безумные речи из уст фей с такими ясными
и умными глазами! Совершенно нереальные истории о заговорах, тайных мирах и
черной магии. — Я видел их поселение — всех его обитателей записывают в книги.
Никто не выходит оттуда до самой смерти.
— А если Юки не из Неблагих, то кто она?
— Это нам и предстоит выяснить. — Тамани снова смотрел на
дорогу. — Дикая фея, не связанная ни с Благими, ни с Неблагими... такого мы не
ожидали. Но я не вижу других вариантов.
— И что мы будем делать? — спросила Лорел.
Она смотрела так серьезно, открыто и доверчиво;
бледно-зеленые глаза блестели в лучах заходящего солнца. Тамани поймал себя на
том, что наклоняется к ней, опомнился и отпрянул. Следующий шаг нельзя сделать
без Лорел, хотя лучше бы ей не ввязываться.
— Клеа просила тебя подружиться с Юки. Надеюсь, ты сможешь
что-нибудь узнать.
Лорел кивнула.
— И я надеюсь. Правда, сама Юки этот план не одобряет. Такое
ощущение, что она от меня прячется.
— А ты попробуй еще. — Тамани старался говорить ободряюще. —
Только будь осторожна. Мы до сих пор не знаем, на что она способна и не
собирается ли тебе навредить.
Лорел опустила голову.
— И постарайся выяснить ее касту, — Тамани тут же вспомнил,
что Лорел не любит это слово — по причине, которую он толком не понимал, — и
исправился: — То есть время года. Для нас это имеет колоссальное значение.
— Хорошо.
Тамани почти подъехал к дому Лорел. Она положила руку на
ручку двери и задержалась.
— А Шар... Неблагой?
Тамани покачал головой.
— Мать пыталась воспитать его таким, но он не особенно
поддавался. А с тех пор как встретил свою подругу, Ариану, он меньше всего на
свете хочет покидать Авалон. Ариана и ее сеянец Ленор — для Шара весь мир. Для
него нет ничего дороже их безопасности — и безопасности Авалона. Даже если его
матери придется умереть в изгнании.
